Ну и как теперь парню жить? Наверное, никогда не смогу больше считать американцев за людей. Ну что им сделал этот мальчик? Может быть мне нужно было сразу парнишку добить из пистолета? Не подумайте, что я такой жестокий — это своего рода гуманность. Если бы пацана застрелил, то может быть избавил его от страданий физических на первом этапе и от душевных в дальнейшей жизни. Ну, вы, надеюсь понимаете о чем речь. Не знаю, но наверное очень тяжко быть, чувствовать себя неполноценным, быть своим родным обузой. Оно понятно, что для матери вы никогда не будете обузой. А этот мальчишка и жизни толком не увидел, и не увидит теперь. Во всяком случае своими глазами. Вообще, мне кажется, что любой человек с каким-либо физическим недостатком или отклонением обречен на одиночество. Но с другой стороны он не такой как все. Ну его к бесу такую исключительность! А вот еще один пример: был у меня боец, Коля Савостенко. Он только женился перед войной, парню было около двадцати лет. Ну и как-то в курилке на переформировании в Инкерманских штольнях, он показал фотографию своей жены. Девчонка была не просто красивой, всякие там кинозвезды рядом с ней просто курят кеды. Коля делился планами на будущее, рассказывал, мол какая у него жена классная и как его ждет. В общем, обычный трёп, когда есть свободное время. И вот я послал его и еще двух бойцов добыть хвороста. Через два часа бойцы принесли Николая на плащ-палатке. Из плащ-палатки ручейком вытекала кровь темно красного цвета. Я заглянул туда и меня чуть не стошнило: представьте человека укоротили до бедра. Они забрели на наше минное поле… Как остальные остались целыми остается только гадать. Обрубки ног были перемотаны ремнями, а сам Коля был в бреду. В общем, отправили пацана в тыл. В последствии узнал, не помню правда откуда, что жена от него отказалась. Вот вам и пример такой вот неординарности. А сам Николай, когда об этом узнал застрелился из трофейного пистолета. Но есть и другой пример: в соседнем батальоне был один солдат из местных, так жена пошла за ним на службу. Ее взяли санитаркой в тоже подразделение. Но до этого женщина достала всех просьбами о принятии. В общем, дошла до Мамчура, ну, а тот разрешил. Эта супружеская пара была вместе до конца. Они погибли оба на Федюниных высотах. С одной стороны это пример того, что «есть еще женщины в русских селеньях…». Уже то, что жена рядом переносит с мужем те же тяготы и лишения обязывает к тому, что он не должен быть тряпкой, и не поддаваться панике и т. д. Страшный конец их семейной жизни. Прямо как в сказке какой-нибудь «и умрем все в один день». У них так и получилось. Жена выполнила свой долг до конца, то есть «и в радости, и в горе. До тех пор, пока смерть вас не разлучит…». Я не видел, как они погибли, просто слышал об этом от офицеров соседнего батальона. Многие завидовали этому солдату, в плане того, что ему так повезло с женой. К сожалению, в наше время такие женщины рождаются одна на тысячу. Но не это главное, что пошла за ним на передовую. Главное то, что женщина любила до такой степени, что вместо того, чтобы эвакуироваться в безопасное место пошла на фронт. Оксанка — это другое дело. Мы с ней были военными и наша обязанность — это когда придет час, отдать свою жизнь не задумываясь. Моя любимая оказалась первой в нашей семье. От судьбы не уйдешь. Почему-то перед войной я только и думал о том, когда она наступит. Потому что надоело, наблюдать как военных шпыняют все кому не лень. Да, и нынешняя бойня — это своего рода встряска для армии и государства в целом. Она помогает изжить шаблонности у командования. Дедовщина у нас отпала сама собой. Потому что каждый знает, ведь в бою тебя могут подстрелить свои же. Война также выводит военных на первый план в жизни страны. Мне мой дед рассказывал, как относились к военным после Великой Отечественной в народе. Считалось, что если женщина вышла замуж за военного, то она вытащила себе в жизни счастливый билет. Так было до развала Союза. А потом, особенно после Путча 19-го августа 1991 года военных начали смешивать с грязью. Корреспонденты «независимых СМИ» сейчас боятся к нам ездить, потому что любой военный ненавидит этих писак, особенно после того, как они в мирное время нас «разоблачали». Не спорю, у нас тоже были перегибы, но армия — это не пансион для благородных девиц. Любая структура, которая носит погоны, может существовать пока в ней есть единоначалие и жесткая дисциплина. А если этого нет, то это вооруженная банда. В некотором, конечно согласен с этими журналистами. Да, в верхушках армии существует взяточничество и т. д., но оно было всегда и везде. Вы нам главное не мешайте выполнять свой долг, а все остальное приложится.
Самое ужасное в этой войне то, что она втянула женщин. Таких как Оксанка, Лена, Света, Таня и тысячи других, которые могли бы нарожать детей и жить счастливо. Мне кажется, что если уж и наши жены встали рядом с мужчинами на защиту Родины, значит эта борьба праведная во всяком случае с нашей стороны. Мы ведь никому не угрожали и ни на кого не нападали. Слава Богу, что хоть Лена не стала жертвой, очередной строчкой статистики потерь. Надо бы ей написать письмо, зайти никак не удается. Да нет, наверное, лучше не надо. Сейчас не время для романов и на что она вообще рассчитывает? Быть моей ППЖ? (походно-полевой женой). Нет, так нельзя. Она хорошая девчонка, но я пока не готов к каким-либо отношениям. А с другой стороны — тоже хочется женской ласки.
Я стоял с этими мыслями на НП роты и в бинокль рассматривал всю прилегающую территорию перед нашими позициями. Хорошо просматривалась бывшая конечная остановка маршруток возле кладбища на 5-м километре Балаклавского шоссе, все изрытое окопами и воронками. Моя рота прикрывала опорный пункт в леске перед автомобильным мостом над железнодорожным полотном, которое шло на станцию Севастополь-2. Жара стояла ужасная. В синтетическом камуфляже просто плавился. Поэтому стоял в одних штанах и, накинутых на голое тело, бронежилете, разгрузке и каске. С минуты на минуту ожидали «гостей». По рации договорился с пушкарями насчет огневого прикрытия, те обещали помочь, но у них было мало боеприпасов. Сейчас город находился в полной изоляции от внешнего мира. Иногда редки счастливый корабль или транспортный самолет прорывался к нам и доставлял необходимое. Что такое курево мы вообще забыли. Но не это главное. В тылу, то есть в городе началось создание партизанских групп. Которые постепенно переправлялись за линию фронта и нарушали коммуникации врага, совершали терракты в Симферополе, Бахчисарае и в других крупных населенных пунктах Крыма.
Было слышно, как в развалинах больничного комплекса на 5-м километре Балаклавского шоссе, где раньше находился родильный дом, шел тяжелый бой. Там воевали ребята из нашего 4-го батальона. Американцы послали туда спецназ. За каждую постройку шла упорная бойня. Доходило до того, что когда у солдат заканчивались патроны, они выдергивали кольцо у последней гранаты и бросались на врага. Красиво, но не всегда эффективно.
Вдруг раздался гул тяжелых вертушек. Это американская фронтовая авиация шла работать на больничный комплекс, а заодно и на нас. Я приказал всем рассредоточиться и попрятаться. Показались американские «Апачи», которые шли тройками, отбрасывая звездочки противотепловых ракет. Опять задрожала земля. Взрывы перемешивали землю, людей и технику. Показались редкие дымные следы выстрелов из ПЗРК и гранатометов. Одна машина получила в хвост ракету и стремительно упала в балку, где незамедлительно взорвалась. Послышались радостные крики. Тем временем на горизонте показалась идущая на нас толпа. Она была без оружия. В бинокль рассмотрел — это мирные жители. А за ними шли турецкие морские пехотинцы. Они в мегафоны кричали на ломаном русском, мол не стреляйте, свои же. Ко мне подбежал сержант Ивко, который исполнял обязанности командира 2-го взвода.
