– Да ну тебя… – расстроенно отмахнулся Алексей Ильич.
Спорить действительно не имело смысла – результат был предсказуем. День спустя капитан зачитал свое решение. Сделал он это на палубе, так что слышать могли все желающие. Был штиль, судно дрейфовало по течению куда-то на северо-запад. Народу собралось много, однако обращался капитан только к старшему комсоставу:
– Господа офицеры, за сутки мы прошли двадцать шесть миль на северо-северо-восток и земли не встретили. Полагаю, ни у кого уже нет сомнений, что и не встретим более, поелику плывем Северным морем. Как уставом положено, сообщаю вам:
«Исследовав я поданных мнений, положил свою резолюцию. Ежели больше будем мешкать в северных краях, опасно чтоб в такие темные ночи и в тумане не притить к такому берегу, от которого не можно будет для противных ветров отойтить. И, рассуждая об обстоятельстве судна, понеже шверец и сейваглен изломан, также трудно нам искать в здешних краях таких мест, где зимовать, понеже мной земли, кроме Чукотской не известно, на которой народ немирный и лесу нет. А по моему мнению, лутче возвратиться назад и искать гавани на Камчатке к перезимованию».
По силе указа, данного мне ее величеством государыней нашей и согласно Уставу морскому велю в день сей, как ветер будет, бот повернуть и на курс обратный лечь. Сей курс, согласно записям…
В задних рядах слушателей возникло волнение. Сначала оно было невнятным, но быстро конкретизировалось:
– Ваше благородие, земля!
– Где?!
– Да вона!
Это был редкий и всегда желанный случай, когда туман, ограничивавший видимость до нескольких миль, ненадолго поднялся. И вот вдали, но не впереди, а позади корабля, показалась крохотная вершинка, этакий зубчик, торчащий из моря.
– Трубу мне! – потребовал капитан и немедленно получил в руки прибор. – Кажется, остров… Миль двадцать к югу…
Всем присутствующим, даже матросам, было ясно, что капитан ошибся в своей речи. Действительно, почти сутки – двадцать два часа! – они не видели земли. Но, оказывается, не потому, что она кончилась. Что бы там ни было вдали – остров или какой-то мыс, мимо него они прошли совсем недавно и не заметили. А дальше? Беринг в полной мере ощутил неловкость ситуации – кровь прилила к его одутловатому, лишенному загара лицу. Он вернул подзорную трубу, буркнул:
– Поворот отставить, курс прежний! – И ушел в каюту.
По поводу курса можно было пока не переживать: штиль продолжался, и «Святой Гавриил» тихо дрейфовал в прежнем направлении. Так продолжалось часа три, а потом, словно в издевку над капитаном, снова раздался крик: «Земля!»
На сей раз милях в пятнадцати к западу открылись высокие горы, конца которым видно не было – это явно все еще продолжалась земля чукотская. Капитан посмотрел на нее в трубу и молча вернулся в каюту.
– Это что ж такое у нас изломано? – заинтересовался Митька. – Кажись, все пока цело. Шверц?
– А, – отмахнулся расстроенный Чириков, – ерунда! Шверц – это, считай, дополнительный киль на судне, или плавник что ли. На бортах их ставят, чтоб под ветер сносило меньше, да и качает с ними не так сильно. Правый мы на четвертый день сломали – сам же писал для журнала!
– Может, и писал, – признал Митька, – да разве все упомнишь? – Ему захотелось как-то утешить, подбодрить лейтенанта, и он сменил тему: – Не горюй ты так сильно, Лексей Ильич! Что за радость тебе от зимовки тутошней? Здеся, вона, и летом-то снег кой-где лежит, а дров нету. Чухчи эти опять же… Служилые сказывали, зело люто бьются – и лучным боем, и копейным. Коряк завсегда побивают и русских, случись они малым числом, бьют до смерти, а в ясак не идут.
– Ну что ты мне рассказываешь, Митрий?! – возмутился Чириков. – Все это мы еще в Сибири прознали! Пришлось весны ждать в Илимском остроге, а приказчиком там был Петр Татаринов. Так этот Петр ранее приказчиком в Анадырском остроге сидел. Он про чукчей много рассказывал. Среди прочего сообщили они ему, что против Чукотского носа – недалеко вовсе – есть большая земля. А на ней и лес растет, и народ вроде бы мирный. Вот там бы и зимовать! Ты этого в моем рапорте не писал, я потом сам добавил, когда перебеливал. Беринг знает эту скаску – мы ж вместе по ней доклад в Коллегию сочиняли.
– Складно оно получается, – усмехнулся Митька. – Все на чухотских скасках держится. Какая ж им вера?!
– Татаринов, насколько я понял, разных чукчей опрашивал, и все они показали согласно, так что можно верить. Да и бог с ней, с такой верой, у нас вполне достаточно времени, чтобы проведать землю на востоке – она не может быть далеко!
– Дык сказывали, вам в первую голову пролив надобен!
– Это так… – вздохнул Чириков. – Хотя бы до льдов дойти!
– Святый Боже, льды-то вам зачем?! – изумился служилый.
– Это ж совсем просто, Митрий! – заверил лейтенант. – В Северном море летом лед ходит – это все знают. Как льды увидим, значит, мы из Восточного моря в Северное попали, сушу не переступая. Мы ж пока ни одной льдины не видели!
– Мудрено вы закрутили, ваш-бродь, ой мудрено! – покачал головой казак. – Только в Петербурхе начальники скажут: мало ль откуда лед взялся? Разве на ем написано, в каком море он плавает?
– Соображаешь ты, Митя, неплохо – в который раз удивляюсь. Лед в летнюю пору, конечно, доказательство слабое. Чтоб споров впредь не было, нам бы до Колымы дойти, до устья. Только наш капитан того не желает. Кажется, он готов плыть куда угодно и как угодно, только не вдоль берега на запад! Что ж за напасть такая?!
– Ваш-бродь, прощения просим, а только совсем я сбился с места, – признался Митька. – Норды-зюйды ваши, острова да носы… Солнце-то раз в седмицу бывает, как же вы знаете, где мы есть и куда плывем, коли здесь отродясь не бывали? Колыма эта – она где отсель?
– А карты на что? – пожал плечами Чириков. – Разве не видел?
– Эт картинки такие большие? – вспомнил служилый. – Видал издаля, конешно. Тоже, кажись, мудреность немалая.
– Для твоих способностей, – грустно усмехнулся Алексей Ильич, – никакой мудрености там нет. Пошли, объясню, пока время есть.
– Мне ли, темному, господскую науку постигать?!
– Не прибедняйся! Давай двигай в каюту, пока я не передумал!
На картах Митьке очень понравились рисунки-иллюстрации – иноземцы в парках, байдары, кораблики, даже собачья упряжка в одном месте была нарисована! Однако лейтенант не дал ему насладиться разглядыванием картинок, а начал объяснения. Оказалось, что карт несколько. Район, где находится корабль, на всех нарисован по-разному или не показан вовсе. А вот дальние окрестности слева показаны внятно – и река Лена с Якутском, и река Колыма с Нижним, Средним и Верхним острогами, и река Анадырь с Анадырским. Правда, нижнее течение и устье этой реки не показано или показано по-разному.
– Вот куда нам надо идти! – провел сухим пером по карте лейтенант. – А мы вон куда плывем. Хоть по какой карте смотри, а ничего мы там не увидим. Ну разве что лед. Это будет, конечно, доказательством существования пролива, но мы прямо нарушим цареву инструкцию!
