– Китов ловил? – догадался Митька.
– Было дело, – кивнул Смирный.
– А в Мерику, часом, с теми чухчами не плавал? – шутки ради спросил Митька.
– Может, и плавал, – вполне серьезно ответил Михайло. – Тока о том не ведал. Кака она така ента Мерика?
– Ну, сказывают, лес там растет.
– Кажись, на горе росло чой-та, только далече.
– Дела… – почесал затылок служилый. – Ты, небось, по-ихнему понимаешь?
– Ну, самую малость – как же без этого, – признал Михайло. – Тока собак они по шесть запрягают, и санки у них иные.
– Думаю, ты и со здешними справишься, – сказал Митька. – Да оно те и ни к чему особо-та – каюры камчадальские будут.
– Слушай, Митрий, почто ты мя тревожишь, а?! – от души спросил казак. – Смирно сижу, никого не трогаю. На хрена мне в таку даль ехать?! Других, что ль, мало? Местных, а? Зря я те про собак сказывал!
– Знаю-знаю! – рассмеялся Митька. – Какой же служилый лишней докуке рад будет? Я помозгую ишшо, может, без тебя обойдемся.
Собственная задумка так понравилась Митьке, что он после первой же чарки решил заняться ее реализацией – отправиться к комиссару. Как это ни удивительно, но к начальнику его допустили почти сразу, стоило сказать, что он по делам немецким. Михайло Петров был с посланцем неласков и даже груб, но в пределах принятых здесь норм вежливости. Митька ответил ему тем же, дабы не уронить свое достоинство. Договорились до того, что подводы Петров в скором времени выделит, но оплата прогонов – за счет экспедиции. Служилых для охраны он тоже даст, но человек пять – не больше. Все это будет – куда ж комиссару деться?! – но только при наличии соответствующих бумаг. С этим Митька согласился: как только личный состав будет известен поименно, он сам составит всю документацию. Относительная покладистость начальника в этом вопросе служилому была понятна – не иначе, Петров желает воспользоваться оказией и вывезти в Большерецк часть своего багажа. В заключение Митька сказал:
– А ишшо, Михал Борисыч, просьба к тебе будет. Как бы от самого немца ентого. Он, значится, шибко на ноги слаб, его, считай, в дороге с места на место на руках переносить надобно. А мужик он зело тушистый. Опух к тому же. А денщиков-та у него всего двое. Один-то хилый совсем, а Иван – парень крепкий. Однако ж одному ему не управиться. Ты уж расстарайся, Борисыч, для немца-та – приставь ему в помощь казачка покрепче.
– Кажись, ты, Митрей, охренел совсем, при немцах-то живучи? – выпучил глаза комиссар. – Ему ишшо и прислугу надобно?! Да… ему и… три раза! Могешь мой сказ доложить своим хозяевам!
Однако служилый не смутился и глумливо попросил:
– А ты окажи заботу, Михал Борисыч. Ты помилосердствуй болезному – приставь для пригляду доброго человечка! Тока чтоб ласковый был, заботливый, чтоб, значится, немцев жаловал. А то ить средь наших таки звери лютые бывают! Вот, помнится, при Тарабукине били батогами Мишку Смирного. Силушка-то в нем немереная, а он в кабаке грозился лейтенанта нашего Шпанберга в клочья порвать и башку ему своротить. Ежели такому немца хворого доверить, ить и до греха недалеко! Того нам не надобно, верно?
– Пошел ты на хрен, Митрий Малахов! – злобно ухмыльнулся комиссар. – Завтра охотников кликну. Может, кто и не побрезгает с немцем возиться. А нет, так не взыщи.
На том и расстались. Митька, естественно, направился обратно в кабак. Однако не дошел – по дороге встретил Смирного.
– Обмозговал я это дело, – заявил Митька. – Комиссар охотников кликать будет – так что ехать тебе в Большерецк, друже!
– Эт с какого ж перепугу?!
– Груз повезут шибко ценный. За ним присмотр нужен – как раз по тебе служба! Мнится мне, за се ты мне ишшо и чарку поставишь!
– Эт чо, казна что ль?
– Щас! – засмеялся Митька. – Бери выше – дружка свово повезешь! Чтоб, значит, в целости был и сохранности!
– Шуткуешь? Какого такого дружка?!
– А капитан-лейтенанта нашего, Шпанберг который! Оцингожил он шибко, в море не пойдет, его в Большерецк доставить велено!
– Шпанберга?!. – аж присел Михаил. – И начальника надо мной не будет?
– Ну, лейтенант-то в памяти, чо надо, он те сам скомандует! – подмигнул Митька. – Ты уж слушайся его, Михайло, а то ить наябедничает кому. Правда, жалиться в Большерецке особо некому… Ну, ты уж поласковей с ним!
– Ой, бля! – захлебнулся чувствами Смирный. – Ужо я его приласкаю! Ой бля!!
– Дальше слушай, – остановил Митька поток чужих эмоций. – При нем, ясное дело, два денщика будут. Ну, Степан больше по части выпить да бумаги писать, а Иван – мужик крепкий, однако ж не крепче тебя, поди, станет, а?
– Иван-то?! – Глаза Михайлы блеснули прямо-таки сатанинским огнем. – Да я эту падлу!!. Он мне по Юдоме!!! У-у, бля, сучий потрох! Да я ему башку отверну и в задницу засуну!!
– Экий ты злопамятный, – ухмыльнулся довольный Митька. – Добрее надо быть к людишкам-то!
– Так то – к людишкам! – твердо заявил Смирный.
Глава 7
ГОД 1729, ВЕСНА И ЛЕТО
Конец зимы был, как всегда, тяжелым. День стал длинным, солнце светило, снег таял – все радостно предвещало весну. С другой стороны, тающий снег безжалостно обнажал все, что в нем накопилось за долгую зиму возле человеческого жилья. Былая непорочная белизна между избами превратилась в сплошные экскременты и отбросы. Это добро журчало в ручьях, образовывало лужи и целые озера. Местные жители доедали остатки летних запасов продовольствия. Цены на него подскочили так, что никто его не покупал, предпочитая голодать. На питании морских служителей и их начальников весна сказалась не сильно – они исправно получали свое довольствие, правда «разносолов» поубавилось. Естественно, подняла голову цинга – многие жаловались на слабость, боль в ногах, кровоточащие десны. Митька знал о причинах этой напасти, но делиться знанием не спешил – местные сами успешно справлялись с болезнью, а приезжих ему было не жалко. Исключение он сделал только для Чирикова и Чаплина, настойчиво посоветовав им пить настойку из игл кедрового стланика: хвою нужно мелко порезать и залить водкой или теплой (не горячей!) водой. Про витамин С он им, конечно, ничего не сказал, а выдал рецепт за ительменское знахарское средство.
В конце мая река вскрылась и, как только сошел лед, в низовья потянулись вереницы батов. Они должны были перевезти материалы, такелаж и продовольствие из береговых складов на зимующие суда. Впрочем, их расконсервация началась еще раньше – бригаду служителей отправили на взморье еще по последнему санному пути. К концу мая свезли и самих мореплавателей, которые стали размещаться на «Гаврииле» и «Фортуне».
В переездно-загрузочной суете Митьку припахали по полной программе. Спал он урывками, но и во сне продолжал покрывать серые листы бумаги неровными строчками. Иногда ему снились кошмары, в которых он вдруг переставал узнавать буквы, или, наоборот, он все буквы узнавал, но не мог прочесть ни одного слова. Другим кошмаром стало сложение и вычитание, умножение и деление – все эти пуды, полупуды, третьпуды, фунты, золотники, четверти, осьмины и четверики. А во сне глумливое подсознание принималось все это переводить в килограммы, центнеры и тонны, в литры и пол-литры!
