Впрочем, по свидетельству депутата Ярина, глава ГКЧП, Вице-Президент СССР Янаев в этот день был тоже изрядно пьян, а уборщица потом извлекла из кабинета Бакланова просто поразившее её число пустых бутылок, и отнюдь не из-под нарзана.
Комсомольцы, мать иху…
Автор ведь сам из тогдашних «комсомольцев»! Но он пить хотя бы умел.
Кстати, умение пить было делом чести и доблести каждого комсомольского вожака… Помнится, когда мы избирали в 1982 году первого секретаря Раменского райкома комсомола Андрея Хромова, то на трибуну вместо графина с водой поставили ему графин с водкой. Читая доклад, он периодически наливал себе полный стакан, неторопливо выпивал его крупными глотками — и, закончив выступление при опустевшем графине, ушел с трибуны на твёрдых ногах — под бурные и продолжительные аплодисменты зала, переходящие в овацию.
Но эти мизерабли пить явно не умели.
…Оглядев мутными, поросячьими глазками министров, Павлов пробурчал:
— На сегодня обстановка такова: то, что мы решаем, не исполняется. И мы придём к тому, что производство остановится. Текста Союзного Договора мы не получили… почему я узнаю всё из газет? Мы вообще будем что-то делать?
Первым вскочил Катушев, министр внешнеэкономических связей:
— Провёл расширенное заседание коллегии, заслушал заявления руководства, выполняем свои задачи, поддерживаем ГКЧП, довели эти сведения до торгпредств…
Орлов, министр финансов, сменивший Павлова на этом посту, единственное, что отметил, — что надо бы не допустить хищений ценных бумаг. С чьей стороны хищений — он дипломатически не стал уточнять.
Зато Сычёв из Госстандарта говорил долго и нудно — всех утомив, о том, что никто не должен отказываться от общесоюзных ГОСТов (кстати сказать, был он абсолютно прав)…
Товарищ Довлетова, узбечка-выдвиженка, посетовала, что лёгкая промышленность на грани остановки из-за введения суверенитета в хлопкосеющих республиках. Однако от прямого ответа — присоединяется ли она к ГКЧП, ловко ушла. Восток — дело тонкое…
Зато Гусев, председатель Госкомитета по химии, сообщил, что, обзвонив сто заводов, установил, что все поддерживают ГКЧП. И добавил, что введение ЧП — это наш последний шанс. Другого такого шанса не будет, если ГКЧП не победит — то это всем погибель.
МПС и Гражданская авиация сказали, что они работают как обычно, что они за порядок (так оно и было, кстати!).
На реплику одного из участников совещания — что делать, как бороться с теми, кто сейчас порядок нарушает, — Павлов с пьяной улыбкой отвечал:
— А я… против жёстких методов. Пусть люди поговорят, погуляют, побеседуют…
[34]
Единственный, кто выразил некоторые опасения, был министр культуры Губенко:
— Мне предстоят очень тяжёлые встречи с творческой интеллигенцией. Она не примет и не поймёт ГКЧП!
На это Павлов свысока, через губу, возразил:
— Страна — это ЗиЛ, страна — это Уралмаш, а не шалопуты с Манежной площади… сунем им, тупым работягам, в зубы по шесть соток, мигом заткнутся!
…В этот самый миг Профком Уралмаша принимал решение о начале бессрочной политической забастовки.
19 августа 1991 года. Девятнадцать часов пятьдесят минут. Москва, Смоленская площадь, Здание МИД СССР
Министр иностранных дел Бессмертных в своём кабинете проводил узкое совещание — только одни его заместители.
Отчего же он был сейчас здесь, а не на заседании Кабинета Министров, у Павлова?
Да, болен он был. Потому что.
Печёночные колики, вот как-то оно так.
Как говорят англичане, «Diplomatic cold»!
Дипломатический насморк, ага…
Выдернул министра из отпуска, который тот проводил в лесах Беларуси (даже партизанскую стоянку, собирая грибы, отыскал — для сомневающихся, воспоминания Кравченко, тогдашнего министра иностранных дел Белорусской ССР), сам товарищ Крючков.
Попросил срочно приехать министра в Москву.
Встретил на Ивановской площади, через «Крылечко» провёл в «Корпус», тот самый — сталинский!
За длинным столом сидели ближайшие друзья и (чуть было не написал — подельники) соратники товарища Горбачёва, вся его дружная команда.
Включая Янаева, Язова, Крючкова, Лукьянова… Даже «Тень» Горбачёва — руководитель его личной охраны Плеханов, — был тут как тут.
Крючков пригласил Бессмертных в маленькую комнатку отдыха с диваном и холодильником, налил в рюмки коньячку — мол, так и так, ситуация ужасная, кризис, нам грозит катастрофа, и есть мнение — пора вводить чрезвычайное положение…
Бессмертных, опытный аппаратчик — сразу переспросил:
— Это делается по распоряжению президента?
Честный Крючков чуть покраснел:
— Нет, президент серьёзно болен…
Тогда Бессмертных осторожно поставил рюмку на край стола:
— Ну, тогда я пить не буду.
И пояснил, поморщившись:
— Печень у меня! (Для тех, кто не жил в то время, поясняю… если в высоком кабинете тебе налили — это знак особого доверия. Сдохни, да выпей!)
Крючков взял рюмку и вежливо, но настойчиво стал вкладывать её в руку министра:
— Надо! Надо, Александр Александрович! Выпей!
— Сказал, не буду, и точка.
Вздохнув и покачав осуждающе головой, Крючков достал из маленького замаскированного сейфа кожаную папочку с вложенным в неё листком с напечатанным на машинке списком:
— Вот видишь, твоя фамилия утверждена!
Бессмертных вытащил из внутреннего кармана подаренный к юбилею «Монблан», отвинтил колпачок и золотым пером изящно против своей фамилии начертал: «Бессмертных отказался».
И, снова отодвинув на столе подальше от себя рюмку, добавил:
— Печень у меня… хе-хе.
…Министр ничего не боялся! Если бы в Кремле он увидел шайку агрессивных молодых полковников в чёрных очках, то, верно, он занервничал бы. Ясное дело — хунта. Выведут в коридорчик и тут же рассчитают.
А тут — люди, которые сами управляли страной.
Крючков — самый близкий президенту человек, Болдин — это вообще чисто горбачёвская креатура…
Как они могут узурпировать власть, коли они сами власть и есть?
Так что, возможно, Горбачёв действительно мог быть болен!
Поэтому Бессмертных, выйдя в общий зал и предвидя многочисленные вопросы зарубежных коллег, спросил — где сводка или бюллетень о здоровье президента?
На что ему ответили небрежно — да будет, будет скоро! Наверное, вообще, в зале шло не совещание, а вязко тянулась какая-то невнятная каша… Язов что-то говорил о перемещении войск в Москве (запомнились его слова — к Дому Журналистов, четыре танка, но без боекомплекта!), Павлов, багроволицый, вещал о формировании каких-то групп для сбора урожая…
