— Не расстраивайся зря, Моро, — сказал через час Лунатик, когда нашел меня сидящим в одиночестве, совершенно разбитым и в кабине разбитого вертолета. — Знаешь, всяко бывает…
Он сказал это со свойственным ему странным простодушием, и у меня исчезло появившееся было желание дать другу в морду. Лунатик был Лунатик — что с него возьмешь…
— Инга мне никогда не писала, что больна. Она, если честно, как меня бросила, так вообще ничего не писала.
Лунатик вскарабкался в вертолет и уселся рядом, уперев локти в согнутые колени. Я в который раз обратил внимание, какие у него странные глаза — прозрачные, но все равно покрасневшие и воспаленные, как от усталости.
— Помнишь Шаркова, он еще часто на Кордоне тусовался вместе с Валерианом?
— Ну, помню, — ответил я.
— Может, ты не в курсе, как он погиб?
— Забыл уже.
— У Шаркова была маленькая дочка, лет трех. Жила на Большой земле вместе со своей матерью — от Зоны, понятно, как можно дальше. Был у них там дом, «мазда», и Шарков все это оплачивал из дохода от хабара.
— Ну и что?
— На этой «мазде» они и разбились, подруга Шаркова — сразу насмерть, а девочка осталась калекой. Вот тогда он и полез на четвертый энергоблок искать исполнитель желаний.
— Нашел дорогу?
— Нашел или не нашел, но больше его не видели… в смысле, человеком.
— А ты болтал, будто Шарков погиб…
— Он носил цепь на шее — толстую такую, по заказу сделанную. Каждое звено в виде восьмерки, а восьмерка считается счастливое число… Два месяца назад Пашка Горовой пристрелил зомби, который его чуть не порвал на границе с Янтарем. У зомби была цепочка, такая же, как у Шаркова… Ну и судя по лицу…
— Ясно.
Думать про это мне не хотелось. Хуже перспективы, чем стать безмозглым ходячим трупом, нет. Даже ренегатом быть лучше. Однако эти вполне прозрачные соображения никогда еще сталкеров в их стремлении залезть в самый центр не останавливали. Был бы только подходящий мотив.
— Я вот что думаю… — добавил Лунатик. — Инга за тебя боялась, боялась что ты приедешь, увидишь, что с ней стало, слетишь с катушек и поступишь так же, как Шарков. Только поэтому ничего и не писала… до самого конца.
Такой была идеальная версия событий, и ею Лунатик пытался меня утешить, но я находился в таком состоянии, что сам был рад обманываться, только бы дали повод. Начинался дождь, он неистово колотил по кабине вертолета, сквозь отверстия, проеденные ржавчиной, отдельные брызги попадали внутрь. Лунатик, воткнув в КПК разъем, принялся слушать старые записи «Апокалиптики», один из наушников он великодушно оставил мне. Звучали аккорды «Армагеддона» дождь продолжал хлестать по стеклу, унося грязь, пыль, ржавчину и нанесенный ветром песок. Ветер пригибал мертвые деревья, тучей нес сорванную с них такую же мертвую хвою. Через некоторое время мир по ту сторону стекла почти исчез, смешавшись в один мутный вихрь, состоявший из ветра и дождя, подсвеченный вспышками грозы. Гроза шла с севера, со стороны четвертого энергоблока. Тучи ползли так низко, что задевали дном верхушки леса. Лунатик прибавил звук, заставляя перепевку бессмертного «Nothing else matters» «Металлики» заглушить грозу. Вскоре громыхнуло и сверкнуло так, что старый вертолет содрогнулся, земля поплыла, перестав казаться непоколебимой опорой, к вихрю за окном примешались алые оттенки цвета крови. А потом ударило еще сильнее, и это была уже не гроза, а выброс.
Напарник Эксы, чернявый «свободовец», умер через день. До этого момента фельдшер нейтралов Федотыч успел зашить его и обколоть антибиотиками, но парень так и не очнулся, не помог даже извлеченный кем-то из заначки артефакт «мамины бусы».
Тело мы закопали в ста метрах от форпоста, под бурой от радиации сосной, сверху навалили ломаного железа, чтобы до захоронения не добрались собаки.
— Пусть земля ему будет пухом, — степенно сказал Плаун.
Траурная речь получилась короткая, но многие погибшие в Зоне не имели даже такой.
Нам с Лунатиком следовало уйти, это понимали все и остаться не приглашали. Я уже складывал вещи, когда кто-то из нейтралов передал мне просьбу Эксы заглянуть к нему в медицинский отсек.
Когда я явился, он там лежал совершенно один, под капельницей и явно подавленный смертью соратника.
— Как ты?
— Федотыч уверяет, через два месяца поправлюсь… если повезет.
— Ничего, повезет. Тебе всегда везет.
— Ну, это как посмотреть. С тобой не очень подфартило.
— Звал зачем?
— Хочу кое-что рассказать. Помнишь историю про ящик с хабаром и пропавшего наемника?
— Тот самый ящик?
— Тот, тот… По поводу которого тебя из «Долга» Крылов попер. Ну так вот… Ящик этот в «Свободе» никто особо не ждал и не заказывал. Нам его Бархан по своей инициативе предложил, содержимое хотел обсудить отдельно. И встречу на заброшенном хуторе тоже назначил он. Лишних людей просил не присылать.
— Откуда ты это знаешь?
— От Чехова. Пили мы с ним вместе.
— Дальше что?
— Тихо, тихо, не ори. Подойди лучше поближе.
Экса сильно психовал, будто и впрямь боялся чужих ушей. Я приблизился к нему вплотную.
— Слушай, Моро… Бархан в ту ночь был на хуторе. Ходили слухи, что он нашим ребятам там в спину стрелял. После этого отступил прямо сквозь «электру», и она его не тронула.
— Откуда знаешь? На хуторе не выжил никто.
— Откуда-откуда… от верблюда. Если соображаешь что-то — сам догадаешься.
Я кивнул. Крыса в «Агропроме» все-таки существовала, хотя едва ли была очень опасной.
— Ты сам болтал в баре у Ганжи, что видел после этого Бархана. Чего же дал ему уйти?
— Не после я его видел, а до того. После стрельбы на хуторе наемник исчез с концами, как сквозь землю провалился.
— На кого он еще работал?
Смеяться Эксе было больно, он только криво ухмыльнулся, но глаза у «свободовца» оставались печальными и слегка затуманенными противошоковыми средствами Федотыча.
— Я парень простой, мне такое не докладывают. Знаю только, что все твои неприятности в Зоне — не наша подстава, а личный привет от Бархана. Теперь ты мне веришь?
— Верю.
— Тогда пока. «Спасибо» не жду, ты у нас очень гордый. Вали отсюда, отступник хренов, я еще посплю.
Экса отвернулся к стене и больше упрямо не обращал на меня внимания. Я ушел, оставив ему апельсин из бара Ганжи, который с начала похода таскал с собой в рюкзаке. Должно быть, сказалось соседство артефактов — апельсин до сих пор оставался свежим и даже не усох.
Глава 17
Вера
Октябрь 2011, Зона, лесничество и другие места.
