Настали трудные времена. Зарплаты, которую она получала в
театре, хватало только на скудное питание. Тот, кто помогал ей материально,
эмигрировал. Других желающих как-то не находилось. Пришлось искать приработки.
Лика и официанткой поработала, и продавцом, и пуговицы на дому делала. Два года
так маялась, пока не предложили ей участие в весьма необычном шоу. Нужно было
играть классические пьесы Чехова, Гончарова, Горького, но обнаженной. Шоу это
называлось театром первозданного искусства. Руководитель его позиционировал
себя как основоположника нового жанра и очень гордился тем, что на его
постановках всегда аншлаги, теша себя мыслью, что публика ценит его
новаторство. Лика же прекрасно понимала, что люди ходят на спектакли не для
того, чтобы приобщиться к первозданному искусству, а дабы на голые сиськи
посмотреть. Но ее это не смущало! Платили за участие в шоу отлично, а главное –
работа была по-настоящему творческая, не то что пуговицы!
В этом сомнительном шоу Лика проработала около года, удачно
совмещая службу в драматическом театре со службой в театре искусства
первозданного, пока руководству первого не стало известно о втором. Разразился
скандал! Худрук с главрежем в две глотки орали на Лику, обвиняя ее в том, что
она предательница и осквернительница сцены, после чего вынудили написать заявление
об уходе, грозя в случае неповиновения уволить ее по статье.
В скором времени закрылся и «первозданный» театр, и Лика
осталась совсем без работы. И, соответственно, без денег. Чтобы не умереть с
голоду, она ходила на все приемы, куда ее приглашали. Там хоть кормили! И вот
на одном занудном вечере она познакомилась с миллионером Игорем Серовым и
поняла, что если поведет себя грамотно, то навсегда распрощается и с бедностью,
и с безработицей!
Глава 7
– Что скажете в свое оправдание на этот раз? – спросил
Быков, щурясь от дыма, клубившегося перед лицом. В прошлый раз следователь не
курил, но теперь во рту была зажата какая-то дешевая сигарета.
– А что я могу сказать? – просипела Кэт, у которой от
недавнего крика пропал голос. – Разве только опять уверить вас в том, что
невиновна...
– Катерина Львовна, за одни сутки это уже второй труп,
который вы обнаруживаете.
– Могли бы и не напоминать, я и без вас... – Она резко
замолчала, а все потому, что стоило повысить голос, как начинало саднить горло.
Сделав глотательное движение, Кэт продолжила: – Я понимаю, что это выглядит
подозрительно, но поверьте, я не убивала ни Антона, ни Славу... Да и зачем мне
было это делать?
– Мотив для убийства Ракова у вас, Катерина Львовна,
имеется, не лукавьте, – с упреком сказал Быков. – Вся съемочная
группа была свидетелем маленькой сцены, разыгравшейся между вами и покойным. Ни
от кого не укрылось, что вам было неприятно встретить старого знакомого. По
словам же некоторых, вы вообще от омерзения перекосились, когда Раков пожелал
поприветствовать вас поцелуем...
– Я этого не отрицаю. Но ведь это еще не повод...
– Это нет. Причина такого поведения – вот повод!
– И какова же причина...?
– Ненависть, Катерина Львовна, давняя и жгучая ненависть к
бывшему любовнику.
– А о том, что мы были любовниками, кто вам нашептал?
Быков не обязан был отвечать, поэтому, не удовлетворив
любопытства Екатерины, продолжил допрос:
– Так что, Катерина Львовна, скажете? Было у вас что с
покойным? Или станете опровергать этот факт?
– Нет, не стану. Между нами действительно когда-то были
отношения, но они закончились так давно, что...
– Он вас бросил, не так ли? И это стало таким страшным
ударом для вас, что вы решили свести счеты с жизнью?
Кэт прикрыла глаза. Перед ними вдруг поплыли круги, как
всегда бывало в преддверии обморока. Чувствуя, что еще миг, и сознание
ускользнет, Кэт начала глубоко дышать. Это всегда помогало.
– Вам нехорошо? – обеспокоенно спросил Быков, от
которого не укрылось состояние допрашиваемой. – Может, водички?
Кэт мотнула головой. Затем, почувствовав что туман в
сознании рассеялся, открыла глаза и потребовала:
– Скажите, откуда вам известны эти факты. Иначе я не буду с
вами разговаривать.
– Вот только ультиматумов не надо, гражданка Сокова...
– О моей истории с Раковым знает лишь один человек, Эльза
Петрова, и мне больно осознавать, что она...
– Не переживайте, я узнал не от нее, – успокоил ее
Быков.
– Но больше никто... Ни одна живая душа... – Тут ее
осенило. Вспомнив о том, как Игорь говорил ей, что знает о ней все, Кэт
предположила: – Это Серов вам сказал, да?
– Серов? – удивленно переспросил следователь. –
Нет, что вы... Это гражданка Ланская мне поведала. А ей, в свою очередь,
когда-то о вашей, как вы выразились, истории рассказал сам Станислав Раков.
– Ерунда какая-то, – пробормотала Кэт. – Мы не
виделись со Славой с того дня, как он ушел от меня. Откуда он мог знать, что я
из-за него вены себе резала?
– За это вы своей подруге должны «спасибо» сказать. Кажется,
именно она вас спасла?
– Да, именно Эльза обнаружила меня и вызвала врачей.
– И на следующий день понеслась к Ракову, чтобы его к
совести призвать! – разъяснил Быков. – Его, видимо, не проняло, раз
он не навестил вас в больнице... А, может, наоборот, проняло и стало стыдно...
Но любовнице своей, Анжелике Ланской, он рассказывал вашу историю довольно
бесстрастно, так что скорее первое...
– Да... Слава был тем еще гадом! – произнесла она с
чувством, но, спохватившись, поспешила добавить: – Однако это еще не повод его
убивать! Тем более что с тех времен, о которых мы только что вспоминали, прошло
столько лет...
– Ненависть это чувство, которое с годами не
затухает, – глубокомысленно заметил Быков.
– Да что за глупости? – вспылила Кэт, перейдя на крик и
опять ощутив дискомфорт в горле. – Я Славу не ненавидела. Я вообще о нем
не вспоминала все это время. Да, поначалу его уход бередил мне душу, но
потом... Когда Раков вынырнул из небытия, я, не скрою, была неприятно удивлена
и раздосадована, но не более того...
– Все это, Катерина Львовна, лишь слова. А для нас
существуют только факты! И вот по фактам вы – первая подозреваемая. У вас были
и мотив, и возможность...
– Когда я вошла в гримерку, Слава уже был мертв!
– Кстати, что он забыл в вашей гримерке?
– Понятия не имею...
– А если предположить?..
– Возможно, хотел поговорить со мной... – Она нервно
пожала плечами. – Хотя мне с ним не о чем было говорить... И не стала бы
я... Но Слава в свое время любил мне душу изливать, ведь я внимала ему, как
Моисею...
– То есть мысли о том, что он явился к вам, чтоб повиниться
за свое поведение, вы не допускаете?
