— Бросаем все, на тебе радист и химик.
Тревожный взгляд был перехвачен, товарищ Иванов легким кивком головы указал на деревья, окружающие поляну. Только теперь парашютисту буквально бросилось в глаза, что стволы деревьев окутывало слабое, едва заметное зеленое свечение. На фоне этого свечения виднелась отряженная для разведки тройка, странно застывшая буквально в паре шагов от края леса.
Внезапно из-за фигур разведчиков раздался низкий, заставляющий вибрировать внутренности рык, от которого все находившиеся на поляне покрылись мелкими мурашками. Когда-то такой рев заставлял далеких предков этих солдат цепенеть, цепляться за ветки и жидко гадить на нижесидящих. Теперь волна древнего животного ужаса, навеянного чудовищным звуком, заставила некоторых бойцов выронить оружие, а радист с химиком ощутили позорную слабость в коленях. Что, впрочем, не помешало Маркони достать из подсумка гранату.
С последним звуком этого короткого вступления на поляну медленно, с хозяйским выражением на клыкастой морде, вышел страх, ужас и смерть первобытного леса. Широкие мягкие лапы бесшумно подминали траву, под полосатой шкурой перекатывались жгуты мощных мышц, чудовищные клыки влажно поблескивали в зеленоватом сумраке на уровне лиц стоящих бойцов. Сержант Евлампьев (позывной Лось), служивший когда-то в Забайкалье, вскинул автомат и всадил в середину покатого лба зверя полдюжины пуль. «Кот ростом с корову», как потом рассказывал сержант, и усом не повел. Пройдя несколько шагов, он повернулся боком к оцепеневшим бойцам и, поглядев на них, мяукнул басом.
В голове товарища Иванова в связи с полной нереальностью происходящего забилась паническая мысль: «Ни хрена себе зверюга! Пули не берут. Бронированный? И что теперь делать? Молиться? Или постановления съезда компартии читать?»
Все происходившее было до такой степени нереально, что некоторые из прибывших даже попробовали себя ущипнуть, кто-то пытался кусать губы, как в детстве, когда пугала темнота и мерещились разные чудовища.
Из темноты окружающей чащи неожиданно раздался человеческий голос, и на поляну из как-то странно расступившихся перед ним кустов вышел опять-таки странный старик. Странным он был из-за того, что, не обращая внимания на направленные в его сторону стволы оружия и напряженные взгляды осназовцев, устремленно двигался к призраку и одновременно на все лады хвалил его:
— Кисонька! Хорошая кисонька. Нашла потеряшек, а они, злыдни, в тебя стрелять принялись. Обидеться на них, что ль? Нет, думаю, Глава против будет.
На глазах у ошеломленных людей, еще не полностью отошедших от охватившего их ужаса, дедок доковылял до крупногабаритной кошечки и, панибратски потрепав ее за холку, одарил легким шлепком:
— Кому сказывал, не хрен людей пужать. Ишь расшалился, ирод.
Повернув голову к застывшим парашютистам, дедок с недовольным бурчанием добавил:
— Ну а вы чего стоите? Вас уже все ждуть давно. Все печено, жарено да на травах настояно, а они тут теряться удумали.
Кое-как отойдя от происшедшего, Иванов твердым командирским голосом привлек к себе внимание этого странного индивидуума, одновременно поточнее направив на него ствол ППД:
— Гражданин, представьтесь.
Наверное, осназовец мог бы продолжить свою мысль, но дедок внезапно, как будто что-то вспомнив, громко хлопнул себя по лбу. Раздался странный громкий звук удара обо что-то деревянное. После этого дедок чуть ли не скороговоркой выдал:
— Совсем забыл, пень трухлявый. Вечно эти людишки заумь какую-нибудь придумывают. Как там было-то? О! Вроде так! — И уже изменившимся, серьезным голосом продолжил: — Спичек прикупить не желаете?
Напрягая ставшие вдруг непослушными челюсти, командир заставил себя произнести слова отзыва:
— Меняю на керосин и соль.
Ехидно прищурившийся дед, в облике которого присутствовало что-то неуловимо странное, провел рукой по окладистой бороде зеленоватого оттенка и буркнул:
— Нет, лучше на сало.
После чего недовольно плюнул в сторону и добавил:
— Ну чисто дети. Пошли уж, несмышленыши, вас там заждались все. Давайте быстрее за мной, я вас, человечков, ждать долго не стану, и так уж чести слишком много лично встречать.
Развернувшись безо всякого страха спиной к парашютистам, дедуля взмахнул рукой, заставив троицу странно застывших разведчиков отмереть, и двинулся в сторону зарослей. По мере приближения к монолитной стене Пущи стали происходить странные метаморфозы — переплетенные ветви и сучья деревьев зашевелились, а стволы, десятилетиями росшие на одном месте, принялись каким-то сказочным образом сдвигаться в стороны. Выйдя на начало лесной тропы, дед оглянулся и странным, гулким, доносящимся как бы из ниоткуда голосом, вызвавшим внутреннюю дрожь у всех присутствующих на поляне, произнес:
— Давайте все же побыстрее, а уж за отстающими моя кисонька присмотрит.
Дальнейшее передвижение по этой странной, возникающей из ниоткуда и исчезающей за спиной последнего идущего тропе вспоминалось членам отряда до седых волос. Не раз потом увешанные орденами ветераны просыпались в холодном поту, стоило им снова увидеть этот сон, наполненный беззвучно движущимися плетями ветвей, шелестом отклоняющихся крон, недовольным скрипом древесных стволов. И тихим, на грани слышимости, рычанием, доносящимся из-за спины и заставляющим все ускорять и ускорять шаг.
Внезапно тропа закончилась. Уже практически бежавшие люди высыпали на поляну.
3.08.1941 г. Младший лейтенант Александр Зауров, он же Маркони
Страху натерпелся, чуть портки не обмочил. Пока эта, как высказался дед, кошечка сзади дышала да порыкивала, думал: все, кончусь. В руке «эфка» зажата, в ранце с рацией так вообще стограммовая шашка с толом, от страха пот течет так, что гимнастерка мокрая, хоть выжимай. Да и ощущения странные в теле — водит, как будто водки полбутылки выпил с устатку да на голодный желудок, так ведь трезвый вроде. Странно все, как в дурном сне-кошмаре. И ведь понимаешь, что порвет этот котик и не подавится и ему моя граната только на чих. В него, считай, полсотни пуль выпустили, а он даже не почесался. Вот попали!
Пока я так рассуждал, вышли мы наконец-то на поляну. А там нас объект встречал. Один в один как на вводной описывали. Нам ведь не только словесный портрет дали, руководство даже портрет в красках организовало. С освещением, конечно, проблемы — четвертушка луны, зависшая в небе, много не насветит, но черную кожу, белые волосы и характерные уши увидеть можно. Стоит смотрит. Ничего не говорит. Да и взгляд такой, что аж до печенок пробирает. Сразу ясно, мужик серьезный — такого же разлива, как наш Дед. Ничего, справимся, лишь бы только вся эта чертовщина закончилась.
Тут местный этот остановился и так с почтением к нашему объекту обратился, как его там? Точно — Ссешес Риллинтар. Тьфу, язык сломать можно.
— Глава, представители Дома СССР доставлены, я еще нужен?
