Лидер террористов использовал приемы, которые на тот момент (да и на нынешний) считались подлыми. Он снабжал своих боевиков патронами с отравленными пулями.
Вот данные экспертизы: «О пулях, которыми был заряжен револьвер Качуры. При химическом исследовании вещества в нарезных пулях патрона, вещество это оказалось стрихнином, покрытым тонким слоем белого воска».
Между тем Гершуни приобрел репутацию неуловимого. Министр МВД Плеве поставил его фотографию на свой стол. Но сколь веревочка ни вейся… Всё в конце концов заканчивается — погорел и Гершуни. Дело было так. Мелкий жандармский агент в Киеве наведался к одной из революционных девиц и увидел, что при его появлении девушка спрятала какую‑то телеграмму. Он доложил куда надо, жандармы поехали на телеграф. В общем, выяснилось, что в Дарницу (поселок на левом берегу Днепра, в настоящее время — район Киева) прибывает Гершуни. Там- то его и повязали. Это случилось 13 мая 1903 года.
Плеве считал Гершуни просто какой‑то мистической фигурой. После его ареста министр пришел к нему в камеру.
— Что вы хотите мне сказать? — спросил Плеве.
— Вам? — откровенно изумился Гершуни. В самом деле, о чем можно было говорить?
Что интересно, его не казнили. Военно — окружной суд в Петербурге в феврале 1904 года приговорил Гершуни к смертной казни. Однако в те времена еще не было чрезвычайных трибуналов, они появились годом позже. Учитывая, что Гершуни лично никого не убивал, смертную казнь заменили пожизненной каторгой, а поначалу он сидел в знаменитой Шлиссельбургской тюрьме для «ссыльно — каторжных политических преступников». Гершуни ещё появится на страницах этой книги.
Но давайте вернемся в 1903 год. Как там обстояли дела? Плохо. Зубатова вышибли в отставку, а кроме него, как оказалось, никого и не было. Более того, после него, разумеется, стали всё менять. У нас при всех властях очень любят постоянно что‑то реформировать.
«Плеве не понимал того объекта, против которого он стал перестраивать розыскной аппарат.
На происходящее в России революционное движение того времени Плеве продолжал смотреть глазами 80–х годов. Он не понимал его широкого общественного характера и видел в нем, как некогда, в эпоху «Народной воли», лишь проявление злой воли кучки энергичных революционеров. Он думал, что достаточно только изъять их из обращения — и революция будет побеждена».
(А. Спиридович).
Отступление. А чего они хотели?
Странный вопрос, казалось бы. Эсеры, всем известно, хотели «земли и воли». Но если присмотреться, дело обстоит совсем не так. Многие из них, придерживаясь экстремальных методов, преследовали совсем не радикальные цели. Впрочем, даже их программа далеко не так радикальна, как считается. Можете сами убедиться, заглянув в Приложение.
Но некоторые пошли и еще дальше. Например В. Л. Бурцев, прославившийся впоследствии тем, что разоблачил Азефа, не верил ни в какое народное восстание, да и в социализм тоже не особо верил. Примерно таких же взглядов придерживался и знаменитый террорист Борис Савинков. Да и руководителя БО, Евно Азефа, называли «Кадетом с бомбой» (разумеется, речь идет о либеральной политической партии, а не об учениках военных учебных заведений). Он был сторонником конституционной монархии.
Конечно, Азеф являлся агентом охранки. Но именно это подтверждает, что подобные взгляды среди социалистов — революционеров были обыденными. Секретный сотрудник просто из чувства самосохранения не стал бы говорить то, что не принято в данной среде. Для сравнения — представьте, что агент охранки, внедрившийся к большевикам, кричал бы направо и налево: никакой революции в России быть не может и вообще учение Карла Маркса — бред собачий. Сумел бы он выполнять свою работу? А вот Азеф выполнял. Значит, его взгляды воспринимались спокойно.
161 Так почему люди достаточно умеренных взглядов шли в террористы? А у них другого выхода не было. Не имелось тогда легальной возможности как‑то повлиять на власть. Вот они и полагали: мы власть запугаем, и она пойдет на уступки. До 1906 года БО не предпринимала попыток убийства императора. Почему? Из почтения к монархии? Так у эсеров не было почтения ни к чему. А всё потому, что Николая II считали слабым царем — то есть его надеялись «дожать». А кто там будет новый — поди пойми.
И ведь заметим: когда в июле 1917 года эсеры фактически пришли к власти, они совсем не торопились реализовать свою аграрную программу.
Разумеется, были среди них и иные ребята — те, которые позже откололись в партию максималистов. Но и в БО получилось нехорошо. Там образовалось чудовищное явление под именем Евно Азеф.
«Черные, как Азеф
[41]
».
И ты можешь лгать, и можешь блудить И друзей предавать гуртом.
А то, что придется потом платить,
Так ведь это, пойми, — потом.
(Александр Галич)
Итак, Азеф Евно Фишевич. 1869 года рождения — то есть на год старше Ленина. Родом из еврейского местечка, сын бедного портного. В юности связался с какими‑то народниками и одновременно, как это принято в той среде, занимался мелкими гешефтами. В конце концов запутался в делах. В 1893 году выехал за границу, по некоторым сведениям, присвоив чужих 800 рублей — взял у купца на реализацию товар, а деньги не вернул. За границей Азеф стал учиться на инженера — электрика и одновременно обратился с письмом в Департамент полиции.
«Сим имею честь объяснить Вашему Высокопревосходительству, что здесь месяца два назад образовался кружок лиц — революционеров, задающихся целью объединить в одно целое всех лиц, учащихся за границей».
Надо сказать, что в те времена среди учившихся за границей студентов было достаточно много ребят, желающих подмолотить немножко денег, работая на охранку. Так что к предложению Азефа отнеслись без особого восторга. Ему назначили жалование 50 рублей в месяц и предупредили, что писать надо серьезно — то есть не представлять свои измышления (что, видимо, такие ребята зачастую делали), а излагать факты. Но Азеф произвел впечатление. Он писал именно то, что требовалось. Ему повысили жалованье — он стал получать 100 рублей в месяц плюс наградные к Пасхе (интересно, какой именно — христианской или еврейской?)
В 1899 году Евно Фишевич получил диплом инженера — электрика. Это была очень хорошо оплачиваемая профессия, как в России, так и в Европе. Так что при желании он мог бы послать охранку куда подальше и заниматься профессиональной деятельностью. В те времена секретных агентов, которые не хотели больше работать, отпускали с Богом.
Но Азефу, видимо, понравилась эта игра. Он возвращается в Москву, где попадает под начало Зубатова.
Сотрудничество было плодотворным. По заданию Зубатова Азеф стал внедряться в среду эсеров. Причем действовал он умно: не лез вперед, провозглашая революционные лозунги, а говорил — я, дескать, сочувствующий, буду помогать, чем могу. Но организатором Азеф оказался блестящим, так что издание журнала «Революционная Россия» довольно быстро перешло под его ведение. Каковой журнал (типография находилась в Томске) он и сдал соответствующим органам. Причем, сделал это очень хитро — на него никто и не подумал, все списали на разгильдяйство рабо- чих — печатников. Азеф же выбился на самый верх, став одним из четырех учредителей партии социалистов — революционеров, а после ареста Гершуни и главой Боевой организации. То есть он стал провокатором.
