Но обычно журналисты действовали менее радикально, в рамках цензуры. Один из вечных способов — это подборки новостей. Тут ведь главное — какие новости выбирать. Как известно любому журналисту, можно так подобрать совершенно достоверные факты из жизни страны или города, что происходящее будет выглядеть как филиал рая на земле. А можно наоборот, и получится: вокруг не жизнь, а ад кромешный. К примеру, «Русское слово» во времена русско — японской войны перепечатывала новости из «Таймс», от их японских корреспондентов. Да и погромов на страницах «Русского слова» случилось куда больше, чем в действительности. Прямого вранья не было — но ведь любую уличную драку можно описать как погром. Как рассказывал один из участников очередной забастовки: «По пути к заводоуправлению дали по морде проходившему мимо еврею» — вот тебе и «национальный конфликт».
Но самым интересным явлением, появившимся в либеральной прессе, стал жанр, получивший у акул пера термин «русская журналистика». Хотя на самом деле его стоит назвать «интеллигентской». Суть его вот в чем.
Журналист по определению оперирует фактами. Конечно, эти факты могут быть тенденциозно подобраны, перевраны и даже просто выдуманы. Но в статье они должны быть.
Либеральные публицисты зачастую обходились без фактов. Статьи представляли из себя сочинения на тему: «Что я думаю по этому поводу». Особенную популярность жанру придавало то, что с либеральной прессой часто сотрудничали известные писатели. А тогда считалось, что если писатель рассуждает «от фонаря» — так оно и надо. Он же писатель, он лучше всех знает. Тем более, из писателей лепили идолов. Взять, к примеру, самую известную историю — «отлучение» Льва Толстого. На самом‑то деле в Определении Священного синода было сказано: «Посему Церковь не считает его своим членом и не может считать, доколе он не раскается и не восстановит своего общения с нею. Ныне о сем свидетельствуем перед всею Церковью к утверждению правостоящих и вразумлению заблуждающихся, особливо же к новому вразумлению самого графа Толстого». Никакой анафемы по отношению к нему не провозглашалось, ее впоследствии выдумал либеральный писатель и журналист А. Куприн
[59]
. Зато шума- то было сколько! Даже знакомый нам жандармский генерал Спиридович полагал это большой ошибкой — по его сведениям, Толстого оппозиционеры не шибко читали, а после данного Определения Синода он стал чуть ли не иконой интеллигенции, вроде академика Сахарова в «перестройку».
Разумеется, применялся и эзопов язык. Либеральная интеллигенция быстро выучилась читать между строк. А ведь между строк можно прочесть все что угодно. В семидесятые годы XX века существовал такой анекдот:
— Как надо издавать книги для интеллигенции?
— Они должны состоять из чистых страниц. Интеллигенты всё равно прочтут там, что хотят.
Вот и читали — о том, что у нас всё плохо, а вот на Западе.
Сюда же подверстывалась и литература, которая в те времена была неотделима от газет — в них печатались художественные произведения, и многие известные писатели начинали именно в газетах. Примером может служить история с повестью Куприна «Поединок», которая была напечатана в мае 1905 года (время‑то какое!) в сборнике «Знание» и вызвала страшную полемику. Речь шла не о художественных достоинствах и даже не о том, правду написал автор или приврал — тем более, что слов коллег героев повести, провинциальных офицеров, слышно не было, хотя бы потому, что военнослужащим было запрещено печатать что‑либо без разрешения начальства. Так что ругались на «принципиальном уровне». С одной стороны, люди в генеральских погонах говорили о «нападках на армию», с другой — никогда не служившие интеллигенты радовались: как он по ним, «армеутам
[60]
», проехался. Тогдашние либералы относились к армии примерно так же, как и нынешние. С тех пор все произведения Куприна старательно читали между строк.
Кстати, стоит упомянуть и о дальнейшей судьбе жанра «русской журналистики». Впоследствии его с успехом переняли «черносотенные» издания, еще позже он прописался в эмигрантских газетах. В России всплеск его наблюдался в «перестройку», ныне жанр откочевал в Интернет, где стал достоянием графоманов.
Речи о свободе под осетрину.
Тем временем либералы сподобились организоваться. Это произошло 2–4 августа 1903 года в швейцарском городе Шаффхау- зен, где был образован так называемый «Союз освобождения». Ядром новоиспеченной организации стала редакция журнала «Освобождение», выходившего за границей. Из известных людей в числе отцов — основателей имелись уже знакомые нам Шаховской, экс — марксисты Струве и Кускова. Кроме того, присутствовали и известные в будущем философы Бердяев, Булгаков, Вернадский, а также будущий председатель первого состава Временного правительства князь Львов.
Программа предусматривала:
— создание конституционной монархии; избирательные права;
— право народностей на самоопределение;
— принудительное отчуждение частновладельческих земель.
То есть типичный либеральный букет. Кстати, последний, «аграрный» пункт был вызван отнюдь не заботой о народе. Три года спустя за это же выступал и Витте. Просто — напросто развитие капитализма и помещичье землевладение оказывались несовместимыми.
К 1905 году отделения «Союза освобождения» имелись в 22 городах. Что касается тактики, тут вышло хуже. Было предложено только два метода борьбы за либеральные идеалы: проведение нелегальных земских съездов и проведение публичных массовых кампаний. Правда, до некоторого времени всё это так и осталось декларацией — ведь посадить могут… Так что деятельность «освобожденцев» сводилась к распространению упомянутого журнала. Разумеется, совсем не в тех масштабах, как «Искра». Протаскивали через границу пару — тройку номеров, давали почитать знакомым и очень гордились своим героизмом. А больше делать было и нечего. Именно в этом одна из причин сочувствия либералов эсеровскому терроризму. Они просто надеялись, что за них всё сделают другие. Власть, мол, испугается — и начнет реформы.
Дело пошло только во второй половине 1904 года. Этому способствовали два обстоятельства. С одной стороны — уже упомянутое общественное возбуждение, вызванное неудачными действиями русских войск на фронте. С другой — после убийства Плеве пост министра МВД занял князь Петр Дмитриевич Святополк — Мирский.
«Князь Святополк- Мирский по уму и по характеру совершенно не был пригоден к должности, на которую он был призван. Либерал по мышлению, он, вступив в половине сентября месяца в должность, изменил с высочайшего одобрения курс внутренней политики в сторону либерализма, заявив на всю Россию, что отныне таковая будет базироваться на доверии власти к обществу. Была объявлена политическая "весна"».
