«Временные» поступили, как обычно и поступают политики такого сорта — виляли и тянули.
Результат вышел грустный. Захваты земли пошли по нарастающей. Причем помещиков далеко не всегда изгоняли, иногда им выделяли такой же участок, как и другим. Так случилось, к примеру, с известным советским писателем М. М. Пришвиным. Ему выделили 16 десятин
[28]
, на которых он благополучно пересидел всю Гражданскую войну. Но иногда бывало, конечно, и хуже.
Летом все пошло еще веселей. Начали появляться уже целые районы, где крестьяне распоряжались по-своему. Самый знаменитый пример — Нестор Иванович Махно, который тогда еще не был «батькой».
Выйдя по амнистии из Лефортова, где он с 1907 года сидел за «экспроприацию» с убийством в составе анархистской группы, он появился в родном Гуляй-Поле, послал куда подальше комиссара Временного правительства и установил Советскую власть. В своем, анархистском понимании — но на три месяца раньше большевиков. Помещичью землю, естественно, крестьяне поделили. И ничего ему власти сделать не смогли.
Своей страусиной политикой Временное правительство старательно расшатывало положение и провоцировало крестьян на самоуправство. Хотя, с другой стороны — а что оно могло сделать?
Два медведя в одной берлоге
Тем временем отношения между правительством и Советами начали обостряться. В кратчайший срок Советы возникли по всей стране, впоследствии образовав центральный орган — Всероссийский исполнительный комитет (ЦИК). И что не менее важно — в Петрограде «низовые» Советы возникли в воинских частях и на заводах. Причем они были куда радикальнее, нежели подобные структуры более высокого уровня, потому как тут не игрались в политику. Именно из недр заводских организаций (так называемых фабзавкомов) вышел главный лозунг второй половины 1917 года: «Вся власть Советам!» Впервые он был озвучен еще в апреле, в Москве, на заводе Михельсона.
При этом тех, кто был готов силой свергать Временное правительство, в фабзавкомах первой половины года имелось не слишком много. А если точнее — просто мало. Да и сторонников продолжения войны там было достаточно. Другое дело, что работяги задавали резонный вопрос: а почему это мы несем основные тяготы войны, а предприниматели получают сверхприбыли? Не пора ли господам буржуям слегка поделиться?
Силу они имели очень серьезную. В случае конфликтов Петросовет вставал на их сторону, в Временное правительство предпочитало не связываться. Впрочем, бывали и случаи типичного «социального партнерства», когда администрация предприятий сама обращалась к фабзавкомам с просьбой решить ту или иную насущную задачу. Кстати, в армии солдатские комитеты тоже не всегда занимали пораженческую позицию. Хотя, конечно, обычно при слове «комитеты» офицеров трясло…
Но в Советах становился все более и более популярным вопрос: а зачем нам вообще нужно это Временное правительство? Мы и сами справимся. Правда, большинство рассчитывало добиться этого мирным путем. Но все ж власть в России все больше напоминала ее герб — двухголовую птицу
[29]
. А слева уже поднимались радикальные силы…
Стоит кратко охарактеризовать тогдашнюю политическую палитру. Потому что 1917 год — это прежде всего время столкновения массовых политических организаций, а не игры отдельных политиков. Те, кто этого так и не понял, в итоге проиграли всё.
…Сразу же после Февральского переворота, в ожидании Учредительного собрания, партии начали массовую вербовку новых членов, благо для этого были созданы все условия. Мест «вне политики» в стране не осталось. Народ был чрезвычайно политизирован, и люди охотно откликались на призывы агитаторов.
Впрочем, отнюдь не всем наступила такая малина. Правые
[30]
организации — то есть консервативно-монархические, были изящным пинком ноги выкинуты за пределы политического поля, где и остались, возродившись в довольно жалком виде только в эмиграции в двадцатых годах. Я уж не говорю о черносотенцах — их организации были вообще запрещены. Так что и в 1917 году, и далее шла борьба не старой и новой России, а двух вариантов новой. Российская империя была похоронена в феврале 1917 года.
На первом этапе аврального партийного строительства наибольших успехов добились две партии — социалистов-революционеров и социал-демократов (меньшевиков).
Эсеры — партия очень своеобразная. Как известно, в начале века они создали одну из самых мощных в мире террористических организаций
[31]
, и несколько лет террористы увлеченно отстреливали и взрывали царских чиновников. Но эсеры не просто так стреляли — они боролись «за землю и волю», разработав радикальную аграрную программу, которую позже с успехом воплотили в жизнь большевики.
В 1906 году социалисты-революционеры отмежевались от террористических методов и стали очень белыми и пушистыми. Про свою аграрную программу они тоже предпочитали не вспоминать — до периода массовой агитации 1917 года, когда вспомнили старые лозунги. Тем более что с каторги и из эмиграции вернулась старая гвардия. Так что партия получилась очень рыхлой — от тех, кто фактически стоял на либеральных кадетских позициях, до радикалов, жаждущих продолжения революции (вскоре последние откололись от основной партии в качестве левых эсеров). Но «генеральная линия» была все же — «не обострять».
Как бы то ни было, но эсеровская пропаганда имела успех. Особенно хорошо получалось в армии, где в партию записывались как солдаты (то есть в основном крестьяне), так и младшие офицеры. В деревне опорой эсеров была «сельская интеллигенция» (учителя, землемеры, врачи).
С меньшевиками вышло еще интереснее. Самое смешное, что до сентября 1917 года они среди рабочих были куда популярнее, нежели большевики.
«Согласно их теории, перед переходом к социализму страна должна пройти длительный путь буржуазного парламентаризма и индустриализации, и лишь после того, как она экономически и политически сравняется со странами Запада, можно говорить о социализме. Молчаливо предполагалось, что все это время социалисты будут выполнять роль посредника между рабочим классом и буржуазией. Весьма удобная позиция, надо сказать… и весьма популярная. Так делали все приличные социал-демократические партии во всех приличных странах…
