Так безуспешно закончилась операция, а в нуль-фазе появился новый сотрудник.
— Это ты? — спрашиваю я.
— Ты удивительно догадлив, — подтверждает Елена. — Сначала, когда мою матрицу внедрили в тело-носитель, я была в шоке. Вспомни, как возмущался ты. А теперь представь, как психовала двадцатидвухлетняя девчонка… Но Время — лучший лекарь, особенно в юности. Скоро я успокоилась, прошла курс обучения и стала хроноагентом. Работала я много и с интересом, но однажды…
Лену внедрили в молодую ведьму, которую только что схватила инквизиция. Задача была довольно трудной. В споре с инквизиторами надо было доказать абсурдность обвинений, выдвинутых не только против нее, но и против целой группы ведьм, схваченных в этом городе. Среди обвиняемых была женщина, беременная мальчиком, который через сорок лет должен был стать кардиналом и полностью упразднить инквизицию.
Лена уже почти добилась успеха, когда нелепая случайность погубила все и всех. Верховный Инквизитор, совершая поездку по стране, неожиданно решил заглянуть и в этот город. Инквизиторы засуетились. Верховный Инквизитор в эти дни отмечал свое сорокапятилетие, и местная инквизиция не нашла для него лучшего подарка, чем сорок пять костров с осужденными еретиками и ведьмами. Осужденных на такое число костров не хватало, и на костры пошли подследственные, в том числе и Лена, и та женщина, ради которой была задумана операция.
Инквизитор мог и не принять такой “подарок”. Осужденные ждали на кострах, возле которых стояли палачи с горящими факелами. Наконец появился кортеж. Верховный Инквизитор увидел готовые костры, выслушал объяснения, улыбнулся и махнул ручкой. Костры запылали…
Но в Монастыре злоключения Лены не кончились. Поскольку ее возврат не планировался, тело ее находилось в “запаснике”, в глубокой консервации, а в пункте переброса женских тел не было. Ее матрицу внедрили в мужское тело. Четыре дня, пока ее собственное тело выводили из консервации, Лена прожила мужчиной.
— Ты не можешь себе представить, что я пережила при этом! Сейчас, когда я вспоминаю, меня всю трясет. Это был шок, ни с чем не сравнимый. Сам представь свое сознание в женском теле.
Я представил во всех подробностях и содрогнулся.
— От психологической несовместимости я чуть рассудка не лишилась. Нэнси потом лечила меня целый месяц. Уже думала, что со мной все кончено. Но постепенно я вошла в норму и вернулась к работе.
— И никаких последствий?
— Ну как же! Такое бесследно не проходит. Остались два осложнения. Первое: я испытываю ужас при мысли о переносе моей матрицы в другое тело. Правда, Нэнси старательно меня лечит и не теряет надежды на мое полное выздоровление.
— А второе?
— Второе? — Лена замолкает и какое-то время смотрит на голограмму, где Гелена сидит у окна. — Второе — это отношение к мужскому полу вообще и к половой жизни в особенности. Вот от этого Нэнси вылечить меня никак не могла. Все, что она ни пробовала, не помогало. Вылечить меня могли бы только в одной из биологических фаз, где царит культ секса и эротики. Но туда я могу попасть только в виде матрицы, а фобию переноса я пока никак не могу преодолеть.
— И как же ты вылечилась? Я имею в виду мужебоязнь.
— А ты меня вылечил, — шепчет Лена. — В ту ночь вылечил. Неожиданно, раз и навсегда.
Лена обнимает меня и припадает к моим губам в поцелуе. Я крепко прижимаю ее к себе за плечи и талию, а Лена охватывает мои ноги своими, и со стороны, наверное, уже не разобрать, где — я, а где — моя подруга.
Глава 12
Затем Гаргантюа отправлялся в одно место, дабы извергнуть из себя экскременты. Там наставник повторял с ним прочитанное и разъяснял все, что было ему непонятно и трудно.
Франсуа Рабле
Проснувшись утром, обнаруживаю, что Лены рядом нет. Дверь в соседнее помещение открыта. Интересно, что там? Любопытство пересиливает во мне чувство деликатности, которое говорит мне, что не совсем удобно, будучи здесь всего второй раз, беззастенчиво шарить по всем углам.
В конце концов, я же для нее не чужой человек, говорю я себе и прохожу в эту дверь. За дверью оказывается обширное цилиндрическое помещение с широкой винтовой лестницей без перил. На дне этого “колодца”, на более чем десятиметровой глубине — большой бассейн, заполненный прозрачной, до голубизны, водой. Лена лежит на спине и мечтательно глядит в прозрачный свод над моей головой.
— Иди сюда! — зовет она меня. — Прыгай! Или боишься?
Лучше бы она этого не говорила. Я с подросткового возраста не прыгал в воду с высоты, а уж с такой тем более. Но нельзя же перед Леной показать свою нерешительность. Собираю в кулак все свое мужество, заталкиваю внутренний голос, который кричит: “Идиот! Разобьешься!”, куда-то поглубже и с мыслью: “Только бы не плашмя…” — сигаю вниз. Кажется, я остался жив. Вынырнув, слышу смех Лены.
— Здорово! Я такого давно не видела. — Она невинно интересуется: — Ты, наверное, давно не прыгал?
— Это было в первый раз, — честно сознаюсь я.
— Для первого раза — неплохо, — одобряет Лена. — Ничего, здесь тебя и этому научат. А что ты умеешь водить помимо самолета?
— Автомобиль, мотоцикл, велосипед… самокат.
— А танк? Вертолет? Глайдер? Космический корабль? Звездный крейсер? Подводную лодку? Авианосец? Ничего, и их освоишь! На коне скакать умеешь?
— Мальчишкой пробовал…
— Здесь научишься скакать, как кентавр. Единоборства какие знаешь?
— Бокс, самбо, карате…
— Фи! Карате… — Лена ныряет, всплывает в десяти метрах от меня и, отфыркиваясь, говорит: — Тебя здесь научат таким видам борьбы, о которых ты и не подозреваешь. Фехтовать умеешь?
— Не пробовал.
— Научишься. Саблей будешь владеть, как пан Володыевский, а шпагой, как Атос. Стрелять-то хоть умеешь?
— Кандидат в мастера спорта, — отвечаю я с гордостью, хоть здесь не пришлось краснеть.
— Значит, сумеешь в падении поразить из автомата подброшенный спичечный коробок?
Погружаюсь в воду, чтобы Лена не видела моего лица. Но она вытаскивает меня за волосы.
— Не унывай! Здесь из тебя сделают настоящего мужчину. Даже больше — хроноагента!
— Ты хочешь сказать, что я еще не настоящий мужчина?
— В каком-то плане да. Ты не обижайся, но вот я, слабая женщина, хроноагент всего-то второго класса, во многом дам тебе сто очков форы. Не веришь? А ну-ка, вырвись!
Лена обездвиживает меня каким-то хитроумным захватом и утаскивает на глубину. Пытаюсь освободиться — бесполезно. Захват стальной. Самое смешное, что я не могу даже применить болевой прием. Хрупкие на вид руки моей подруги и ее длинные ноги приобрели свойства стальных канатов. Начинаю задыхаться. Теперь речь уже не о том, чтобы вырваться из захвата, а как бы выплыть. Словно почувствовав мое состояние, Лена выпускает меня. Всплываю, шумно вдыхаю полной грудью. А Лена, оставшись под водой, внимательно следит за мною.
