«Работать надо на опережение! А мы постоянно занимаемся штопкой дыр, как до революции, так, в общем-то, и теперь! Вот, например, у нас во всех книгах написано, что свой знаменитый «Дредноут» англичане создали с учетом опыта Русско-японской войны, хотя на самом деле все дискуссии о едином калибре начались там задолго до атаки японцев на русские корабли в Порт-Артуре и Чемульпо, а проектирование самого «Дредноута» — за много месяцев до нашего разгрома у Цусимы.
Нет, техника у нас, в общем-то, отнюдь не плоха и даже практически не хуже немецкой. Другое дело, что немцы сумели напасть на нас неожиданно, и потому-то все так и произошло». Такое суждение было утешительно, однако Сталин понимал, что одной только их внезапностью всего не объяснить. Он сам, выступая 5 мая 1941 года на приеме выпускников военных академий, говорил о нападении гитлеровской Германии на СССР как о вполне реально возможном событии. Однако содержание этой речи стало известно лишь сравнительно небольшому числу лиц, тогда как сообщение ТАСС от 14 июня 1941 года читалось и цитировалось повсеместно и потом, как оказалось, сыграло крайне негативную роль.
Однако все это, хотя и лежало на поверхности и было очевидным, не решало главной проблемы — персональной ответственности за нагрянувшее бедствие. Сталин понимал, что осуждение и последующий расстрел командующего Западным фронтом генерала Павлова, начальника его штаба генерала Климовских и некоторых других имело характер все той же оперативной необходимости и лишь частично снимало ответственность с него самого.
Получалось, что главным виновником случившегося был именно он, Сталин, а вовсе не рядовой боец Красной Армии или его растерявшиеся командиры. Во-первых, он позволил немецкой армии застать себя врасплох, а во-вторых — не сумел вовремя определить приоритеты в политике Германии и СССР. А ведь было понятно, что если одно государство посвящает всю свою энергию решению завоевательных задач, а другое — национальному строительству, то первое имеет значительно больше шансов доказать свое превосходство над вторым при всех его стараниях укрепить свою оборону.
Почему-то сейчас Сталин вдруг вспомнил тех командиров, что по его приказу удалялись из армии и расстреливались как враги народа. Насколько все это ему помогло? Кто мог ответить на этот вопрос? Однако Сталин чисто инстинктивно чувствовал, что даже если бы он сохранил им жизнь, то вряд ли бы что-нибудь серьезно изменилось. Ну вот на место расстрелянных Павлова и Климовских назначили Тимошенко, а членом Военного совета — Мехлиса. И что? Как все было, так и осталось: наши отступают, а немцы рвутся к Москве. А был бы сейчас жив Тухачевский? Сумел бы он что-нибудь предпринять такое, чего в этих условиях не сделали остальные? «О, я знаю, чего бы он стал добиваться при первых же неудачах Красной Армии, — подумал Сталин, — приказа применить против немцев химическое оружие, а может быть, даже и решился бы на это вопреки мнению Ставки и Политбюро». Правда, вот Рокоссовского вернули, равно как и Мерецкова и некоторых других, и командуют они пока вроде бы неплохо. Но ведь они и не были тем, чем в свое время был Тухачевский, и никогда не имели и сотой доли его популярности и влияния, а главное — никогда так не увлекались.
Даже он, Сталин, и то не раз попадал под влияние этого человека, чего не должно было быть в принципе.
Тут он вспомнил, как Тухачевский привез его на показ 305-мм безоткатного самоходного орудия и как эта чудовищная «царь-пушка» стреляла. Его тогда это просто потрясло, а позже выяснилось, что все это дурь, а Тухачевский просто воспользовался его малой осведомленностью в этой области. Получалось, что огромные деньги выбрасывались впустую, зато теперь его войскам не хватает самых обычных 45-мм противотанковых орудий и снарядов для «трехдюймовок».
Впрочем, целая куча докладов с фронтов, лежавших у него на столе, свидетельствовала о том, что, исправляя старые ошибки, подчинявшиеся ему люди тут же совершали новые. Горючее танковым частям подвозили в светлое время суток, из-за чего немецкие самолеты подвергали бензовозы безнаказанным бомбардировкам, причем уничтожали не столько сами танки, сколько колонны и отдельные автомашины с ГСМ.
Пехота, которую до войны на всех маневрах старались научить не отставать от танков, как правило, в ходе контратак от танков отставала, а на достигнутых рубежах не закреплялась. Особенно болезненно воспринималось отсутствие, вернее, нехватка авиации, поскольку большая часть авиации прифронтовой полосы успела погибнуть в первые же дни войны. Правда, в сообщениях с фронта отмечалось, что германские снаряды даже калибра 75 мм броню танков KB не пробивают, но в то же время из других сообщений явствовало, что эти танки маломаневренны и быстро выходят из строя, в результате чего польза от них не слишком велика. Одним словом, повсюду вскрылось столько язв и недоработок, что можно было просто-напросто потерять голову.
Но недоработки недоработками, но где была его собственная прозорливость, как только он смог допустить, чтобы этот фатоватый хлыщ Гитлер его переиграл? Переиграл Сталина! Как можно было поддаться на его заверения о дружбе, пойти на поводу у этой лисы Риббентропа… И ведь предупреждал же его Черчилль еще за две недели до войны о том, что Гитлер готовит против него нападение. Но он, Сталин, тогда не поверил Черчиллю, решил, что это хитрая уловка, чтобы столкнуть их лбами. Но он не внял и предупреждению Отто фон Шуленбурга — посла Германии в СССР. Решил, что дезинформация пошла уже на уровне послов.
Неужели Гитлер и его окружение настолько хорошо его изучили, что смогли заставить действовать подобно марионетке, играя на его, Сталина, слабостях и предпочтениях? А ведь они были, эти слабости и предпочтения, другое дело, что хороший политик никоим образом не должен открывать их перед другими.
Он вспомнил Ленина и его оголтелую англофобию. Вне всякого сомнения, что-то от нее перешло и лично к нему, к Сталину. Сейчас не так уж и важно, почему Ильич так не любил англичан и их пресловутый британский парламентаризм. Важно, что потом, в ходе переговоров в Рапалло с немцами, соглашение они подписали, в то время как все остальные на компромисс с ними не пошли. Может быть, все дело в этом? Может быть, из-за того, что мы сами в то время были слабы и чисто инстинктивно тянулись к тем, кто слабее, чтобы с их помощью преподать урок национального возрождения тем же англичанам и американцам? Отсюда и эта преступная близорукость, и неоправданное доверие к тому, кто, в общем-то, так же как и он сам, плевать хотел на этих напыщенных западных демократов, погрязших в своих парламентских дебатах без начала и без конца.
Неужели же немцы сумели все это просчитать и теперь умело пользуются его же промахами? Сталин взял наугад один из документов, присланных ему для ознакомления с положением дел в действующей армии. Документ оказался копией приказа войскам 20-й армии № 7 от 8 июля. «Мелкие танковые подразделения (рота, взвод) во время наступления двигаются большей частью по дорогам, в колонне, один танк за другим. При встрече с противотанковой артиллерией обычно головной танк выводится из строя, а остальные… теряются, топчутся на месте и часто отходят назад… Встретив противотанковый рубеж или заграждение, танки пытаются атаковать их в лоб или отходят, не используя присущей им маневренности… и не ищут обходных путей. Отсутствует взаимодействие танков с пехотой и артиллерией. Артиллерия стреляет по площадям, а не по конкретным целям.
