К 1985-му власть КПСС должна была решить много проблем. Не просто вопросы мяса и колбасы на прилавках. Дело было а другом — село страны оказалось опустошенным уродливой урбанизацией и безответственными экспериментами. Мы уже тогда попали в немалую (хотя малую по нынешним меркам) зависимость от американского хлеба и аргентинской говядины. Оказались обезлюженными богатейшие черноземные области России, и миллионы славян оказались на тяжелых землях Казахстана. Где урожаи низки, труд тяжел, и свирепствуют черные бури, срывающие слой вспаханной почвы.
Что надо делать? Силы нации не беспредельны. И потому надо сконцентрировать их на заселении и подъеме Черноземья. Тульской, Орловской, Липецкой, Тамбовской и Воронежской областей. Именно туда переселять славян из Казахстана и Средней Азии, строя там дороги, перерабатывающие центры и сеть газификации. Концентрируя тут передовые агротехнологии и инвестиции. Империя в 1985 году имела для того вдесятеро больше сил и средств, нежели бессильная и мафиозная Эрефия-РФ. Нет, Кремль предпочел вбухать несметные миллионы в закупку за рубежом хлеба, в идиотские проекты в Нечерноземье!
Подними мы земли южнее — и страна навсегда обеспечила бы себя зерном и мясом, молоком и шерстью! А ведь были еще благодатные районы юга Украины, житницы казацкого Северного Кавказа с крепким, боевитым, хозяйственным народом. И там тоже должны быть точки роста, центра кристаллизации славянского земледельчества.
Не подумайте, что мы с пренебрежением говорим о Нечерноземье. Мы не любим этого названия, ибо на самом деле землю эту надо называть Северо-Западной Русью, колыбелью великороссов. Здесь — наше этническое ядро, наши сакральные, священные центры Православия. Муром и Владимир, Суздаль и Ростов Великий, Новгород, Торжок и Псков… Надо возродить их былую славу и мощь, и для того у прежней Империи тоже хватало сил. Здесь можно развернуть вокруг возрожденных монастырей ремесленные центры и высокотехнологичные малые производства, технопарки и технополисы, мясо-молочные комплексы. Снова превращая святые средоточия в оплоты не только духа и культуры, но и в ключи экономической жизни. К которым потянутся самые здоровые, самые работящие и неспившиеся. Возвращаясь на землю предков из Средней Азии, пусть даже она и оставалась бы в составе Империи.
И у нас в державе есть, черт возьми, светлые головы, которые умеют возрождать древнюю жизненосную ткань нации, ее основу. Вот один из них, русский архитектор и культуролог Владимир Попов, один из академии естественных наук, президент клуба ЮНЕСКО «Русская усадьба». Преданный своему делу до фанатизма. Носящий на своем гербе Солнечный Знак. Он — директор московского комплекса «Влахернское-Кузьминки», бывшей усадьбы князей Голицыных.
— Вдохнуть жизнь в усадьбу — это не только реставрировать дворцы и старые постройки, очистить пруды или рекультивировать землю. Ведь усадьба — не просто стены, парк и скульптуры. Это настоящий живой организм. Именно дворянские поместья создавали великую русскую культуру. Они становились микрокосмами, каждый из которых нес и культурную, и экономическую, и социальную функцию. Все надо вернуть! — утверждает Попов, шутливо именуя себя «князем по найму». Работы у него действительно — край непочатый. Одни пруды чего стоят! Ведь прежде здесь разводили карасей, сазанов и хариусов. А кузница, Красный двор, конный завод? А Слободка? Здесь ключом должна забить возрожденная жизнь — театр, промыслы, уникальные ремесленные центры. Пусть снова поднимется Воспитательный дом, где из трудных детей улиц должны делать творцов, хранителей наследия предков. Так, чтобы не погрязли ребята в «новом варварстве» и национальном беспамятстве уродливой Ельцинии. А становились бы учеными, художниками, мастерами ремесел.
Все продумано. Здесь должна заработать Ассамблея русской культуры, которая объединит художников и писателей, театралов и меценатов, скульпторов и промышленников. Возрождение усадьбы пойдет за счет частных вложений. Принцип таков: хочешь стать меценатом — бери себе, скажем, Конный двор и ставь на нем дело. Да с прибылью, да на мировом уровне! И такие предприниматели есть. Не все же транжирят денежки на Багамах, кто-то и о Русской земле думает. Не все же их вкладывают в идиотизирующее «тель-авидение», как гусинско-березовские…
Я поневоле любуюсь этим кипучим русским, мечтающим окружить нынешнюю погрязшую в чужемерзии Москву ожерельем возрожденных усадеб. Он великий мастер, переливаюгщий национальные традиции в жилища. Как он ненавидит выходцев из грязных местечек, из пропахшего чесноком и потом убожества, которые пришли к власти в 1917-м году и превратили жизнь русских в скученную мерзость. Но не меньше он ненавидит и их собратьев, которые ныне застраивают Москву безлико-стеклянными храминами-пирамидами, увеличенными подобиями коммерческих ларьков.
Мы знаем, как восстановить основу нашей нации, нашего Православного Третьего Рима!
13
Есть у нас люди, которых можно считать поистине русским золотым запасом. Чье тело — лишь несовершенная оболочка. Но на самом деле они и есть сама Держава. Эти личности ощущают ее просторы как продолжение себя, и все испытания Великой России переживают как личные. Распад Империи стал их жизненной трагедией, как если бы они лишились рук и ног. Кровавые междоусобья отзываются в них страшной болью, как если бы резали их собственную плоть.
Такие люди обладают мышлением планетарного масштаба и говорят с давно умершими предками, как с живущими рядом. Уникальное чувство страны, бродящих в ней энергий и вызревающих центров силы делают их скульпторами грядущего. И так же, как мать предугадывает болезнь своего дитя, они знают о зарождении будущих бедствий Империи. Есть в таких душах нечто мистическое, глубинное. Какой-то внутренний слух, им слышат они и голоса умерших, и треск геополитических напряжений, и едва уловимое дрожание незыблемых на взгляд непосвященного громад, и ток жизненных сил страны.
Как далеки они от тупых кремлевских чиновников с обросшими шерстью сердцами, давно не читавших книг, с мозгами в водочных парах и с кассовым аппаратом в душе! Как непохожи они на этих уродливых недочеловеков с бегающими глазками, умеющих лишь плести тараканьи интриги даже ценой гибели собственного государства! Но не меньше чужды они и лощеным сорокалетним «мальчикам», экономистам и делягам, чей мир стиснут в пределах Садового кольца, в чьих головах — лишь буквари западного либерализма до каталоги роскошных магазинов. Ибо познать свою страну — это слиться с нею, обрести сверхвидение и способность объять необозримые пространства одним взглядом. Сам этот путь восприятия имперских людей недоступен Западу. Ибо в нем господствует лишь примитивный материальный расчет, рационализм, норовящий расчленить сложное единство мира на простые составляющие. А это все равно что пропускать картины да Винчи через мясорубку. Они разлагают все на элементарные составляющие: вот — политика, вот — экономика, вот — фольклор. Они и Россию все время расчленяют то на регионы, то на какие-то уровни. Запад — царство анализа, но на синтез он не способен. Но расчленить, пусть даже и для познания — это значит убить.
А люди имперские выступают мастерами синтеза, способными создавать будущее страны как единое целое, где купола соборов, поместья и крылатые ракеты, где электростанции и традиции связаны едиными узами. Как ни парадоксально звучит подобное утверждение для ушей человека с западно-рационалистическим складом рассудка. Одним из таких «третьих римлян» живет среди нас — русский скульптор и архитектор Константин Пчельников. Который еще в 1970 году заявил об опасности распада Империи и говорил о необходимости по-новому организовать Русское пространство.
