Народ выступал против власти как таковой. Первые поджоги дворянских усадеб начались вместе с убийствами офицеров и братанием русских и немецких солдат в первые месяцы 1917 года. Затем вспыхнула эпидемия крестьянских неповиновений и грабежей распространилась с февраля по октябрь. А уж после октября, когда две власти – красная и белая – сошлись в смертельной схватке между собой, народ сделал все, чтобы уничтожить государственность на территории Русского мира.
Крестьянство той эпохи выдумало уникальный, не имеющий аналогов в истории последних столетий проект политического устройства. Он предполагал осуществление совершенно утопического идеала жизни простых хлебопашцев, получивших землю в свою собственность и на основании простых и понятных отношений соседства обрабатывающих ее. В условиях тотального ослабления (а затем – и фактической ликвидации) власти, в условиях войны всех против всех, наше крестьянство в последний раз попыталось воплотить патриархальную утопию в мире зрелого индустриализма. Цена этого эксперимента – почти 17 миллионов жизней прямых и косвенных потерь. Здесь – жертвы Гражданской войны, эпидемий и голода начала 1920-х годов.
Страшную цену заплатило русское крестьянство за попытку наладить нормальную жизнь в распадающемся цивилизационном социуме…
Создатели новой Реальности
Красный проект в корне отличался от остальных тем, что решительно порывал с прошлым. Он соответствовал логике развития российского имперского социума, который покончил жизнь самоуничтожением. Большевики не пытались реанимировать этот социум. Напротив, они создавали принципиально новую реальность, совершенно иной мир, в корне отличный от старого мира – от мира, погибшего на их глазах. Действия большевиков просто совпали с логикой перемен. Они использовали неодолимую силу истории для того, чтобы придти к власти. Причем, придти именно в тот момент, когда они сами этого не ожидали, да еще и в стране, которая была совершенно не готова к социалистической революции. Ленин писал по этому поводу:
«… Бесконечным шаблоном является у них (у традиционных марксистов – прим. ред.) тот, который они выучили наизусть во время развития западноевропейской социал-демократии, и который состоит в том, что мы не доросли до социализма, что у нас нет, как выражаются разные ученые господа из них, объективных экономических предпосылок для социализма. И никому не приходит в голову спросить себя: а мог ли народ, встретивший революционную ситуацию такую, которая сложилась в первую империалистическую войну, не мог ли он под влиянием безвыходности своего положения броситься на такую борьбу, которая хоть какие-либо шансы открывала ему на завоевание для себя не в совсем обычных условиях для дальнейшего роста цивилизации?»
Ленин четко выразил понимание большевистской революции как попытки создать новый мир на обломках старого, который развалился как бы сам собой в результате логики своего развития, отнюдь не в результате победной и продуманной стратегии большевиков и других революционеров. Конечно, кое-какую помощь в процессе разрушения они оказывали. Но не более того. Старая Россия сама себя уничтожила.
У большевиков же нашлись все три необходимых компонента для создания новой реальности. У них был образ возможного и желаемого мира. У них имелись воля, энергия и вера. И, наконец, они выстроили структуры психоисторического действия.
Начнем с идеалов. Идеал тут имеет конкретное наименование – «коммунизм». Мир счастья, в котором исполнятся все желания, где людям будет хорошо жить. Образ желаемого мира, казалось, напоминал рай земной. Далеко не случайно то, что целая плеяда русских, христиански настроенных мыслителей, одновременно выступали и горячими адептами социализма. Достаточно назвать Сергея Булгакова. Правда, адептами социализма они оставались лишь до того момента, пока не узнавали о цене «билета» в новую реальность.
Чрезвычайно важно для исторических судеб Красного проекта было то, что мир коммунизма был по сути своей антитрофеистским, он отвергал дух грабежа, мародерства и присвоения. (Не будем путать здесь практику экспроприаторов с собственно идеологией коммунизма). Коммунизм стоял на первенстве труда. Важнейший принцип социализма гласил: от каждого – по способностям, каждому – по труду. И революция, собственно, делалась в интересах трудящихся масс. «Труд, активность, созидание» – эти надписи горели на знаменах нового мира. Коммунизм изначально был против паразитизма. И, как бы над этим не издевались поздние критики, как бы знаменитый Элвин Тоффлер не бичевал красных за то, что они недооценивали роль интеллектуального труда и обожествляли сверхцентрализацию, изначальный посыл был все же созидательным. Фабрики и лаборатории – вместо борделей, планетарии и дома культуры – вместо кабаков.
Что касается энергии, воли и веры, то их большевикам было не занимать. Ядро большевиков составили профессиональные революционеры, то есть люди, сделавшие своей профессией создание новой Реальности. Люди, готовые пойти ради этой реальности до конца.
И, наконец, у большевиков имелась организация. Она стала именно тем тайным обществом, которое превратило возможный мир в новую историческую реальность, которая повернула историю ХХ века. Вероятно, самым большим успехом Владимира Ильича Ленина и его соратников (Троцкого, Каменева, Зиновьева, Дзержинского) было создание партии, сумевшей собрать и нацелить энергию, волю и веру профессиональных революционеров на достижение желаемого образа новой Реальности, вовлечь в этот процесс миллионы и миллионы людей по всей России.
Сегодня стало почти повсеместным убеждение, что Октябрьская революция стала проклятием России, после чего ее история отклонилась от нормы и превратилась в сплошную патологию вплоть до нынешнего безвременья. Мы же, дорогой читатель, считаем совершенно по-иному. Большевики оказались единственной силой, которая после фактической гибели российского имперского социума в феврале 1917-го попыталась наладить жизнь на пепелище и создать новую Реальность, в чем-то связанную со старым, но все же в корне отличную от мира, существовавшего до нее. Конечно, с позиций старой реальности новый мир коммунистов выглядел несомненной патологией. Но с позиций логики новой Реальности, он представлял собой становящуюся норму, норму, нарождающуюся в условиях катастрофы, в ужасе крови, смерти и муках.
Позволим себе сделать вывод: если бы не большевики, мир бы столкнулся с еще более худшими последствиями – с последствиями распавшейся еще в начале ХХ века России.
Правда, дорогой читатель, надо сказать, что и сам большевистский режим был весьма двойственным. Двойственным прежде всего по отношению к русскому цивилизационному проекту. К российскому цивилизационному ядру. Мы надеемся, дорогой читатель, ты помнишь, что значительную часть революционеров составляли интернационалисты. Были среди них и русские, и евреи, и латыши, и грузины, и еще Бог весть кто. Они рассматривали Россию как базу для мировой революции. Ей предстояло стать искупительной жертвой грядущего торжества коммунизма в индустриальной Европе. И в этом смысле значительная часть большевиков была глубоко антинациональной силой. И соответственно, большевистский проект выступил прямо враждебным русскому топосу, даже решая задачу налаживания порядка, новой жизни после катастрофы царской России. Упорядочением быта и восстановлением экономики большевики в значительной степени занимались не ради России и ее народа, не во имя культуры и судьбы, а для того, чтобы иметь ресурсы, силы и возможности разжечь пожар мировой революции. Чтобы захватить Европу, Азию, Африку, Америку, оставив Россию на почетной роли отсталой колыбели мировой революции.
