Такой новый экономический порядок отнюдь не будет «постиндустриальным» обществом, в котором промышленность заменит система услуг, как это традиционно предсказывали Дэниэл Белл и другие ученые. Скорее, это будет общество, которое можно назвать «гипериндустриальным», в котором и система услуг трансформируется в товары массового потребления.
Технологии, основанные на использовании микропроцессоров, такие как производство транзисторов и компьютеров, уже открыли путь к беспрецедентной индустриализации услуг — от связи и образования до здравоохранения и обеспечения безопасности человека. Таких примеров уже немало. Портативный компьютер, сотовая связь, телефакс — все это, хотя и находится в зачаточной, но достаточно развитой форме, является предтечей портативных предметов будущего, если угодно, номадических предметов. Все эти изделия в значительной степени ослабят эффективность институтов, профессиональных навыков, различных проявлений бюрократизма, так как предоставят индивидууму чрезвычайно высокую степень личной свободы, мобильности, автономности, всю необходимую информацию и энергию. Они смогут удовлетворить растущие требования потребителей, связанные с более надежным контролем за собственной жизнью, дадут им возможность с помощью определенных технологий оторваться от своего насиженного рабочего места. Одновременно люди получат в свое распоряжение такие технические средства, которые позволят им выполнять разнообразные задачи и делать это гораздо легче и эффективнее, чем прежде. Поражающие воображение новые технологии приведут в грядущие десятилетия к невиданному скачку производительности труда, к энергичному экономическому росту. Но, к сожалению, нынешний спад производства скрывает от нас эту подспудную реальность. Может, углубляющуюся ныне депрессию в один прекрасный день станут рассматривать как неизбежные родовые схватки, сопровождающие появление нового гипериндустриального порядка.
Такой новый порядок не ознаменует собой конец истории. Он не будет гармоничной, безмятежной утопией. Напротив, конфликт наиболее вероятен именно сейчас, когда завершилась «холодная война», а идея рынка одержала триумф. Такой конфликт как раз может возникнуть из-за того, что слишком многие страны в мире теперь стремятся создать у себя общество процветания, основанное на свободном выборе. В этом отношении XXI век может напоминать XIX, когда государства с такими же имперскими замашками вели борьбу за военную добычу, за сырье, за рынки сбыта, а также из-за соображений национального престижа. Ибо неравенство наверняка расколет новый мир, как и Берлинская стена, которая когда-то разделяла Запад и Восток.
Даже в самых привилегированных нациях далеко не все получат равную долю при распределении несметных богатств в новом мировом порядке. Например, большинство людей, живущих на более состоятельном Севере, залитом ошеломляющим потоком информации и развлечениями, превратится в слабовольных и обнищавших «пешек», которым предстоит быть лишь беспомощными свидетелями всемогущества и разгула меньшинства и испытывать при этом черную зависть. Простые люди, живущие в своих скромных городских предместьях или просто на улице, будут с чувством почтительного страха и с негодованием взирать на растущие, словно на дрожжах, состояния и на маячащие над их головами небоскребы власти, куда вход им будет заказан.
ПОБЕЖДЕННЫЕ БУДУЩЕГО ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ
Наиболее пострадавшими и побежденными в будущем (а теперь уже нынешнем — прим. редакции) тысячелетии станут жители как периферии, так и всей биосферы. За пределами нарождающихся Тихоокеанской и Европейской сфер четыре миллиарда людей начнут предпринимать робкие шаги к рыночному обществу и демократическому устройству. Но один рынок не в состоянии развить промышленность или создать базовую инфраструктуру системы здравоохранения и образования. Только один рынок не в силах сделать сбыт сырья выгодным делом. Не может он защитить и окружающую среду, так же как он не в состоянии заткнуть громадную, постоянно расширяющуюся брешь между привилегированными регионами и скованной параличом периферией. Если все надежды на строительство нового общества связывать только с рынком, то завтра это приведет к появлению принципиально настроенных революционеров, которые, возмущаясь богатством жителей привилегированных мировых центров, непременно поднимут восстание.
Демография и неумолимая логика развития лягут тяжелым бременем на будущее планеты. К 2050 году на Земле будут проживать 8 миллиардов людей. Более двух третей рождающихся сегодня жителей планеты будут расти в двадцати самых бедных странах. Через тридцать лет население Китая увеличится на 360 миллионов человек, в Индии — на 600 миллионов и на 100 миллионов в Нигерии, Бангладеш и Пакистане. Население Нигерии, которое удваивается каждые двадцать лет, через 140 лет достигнет численности нынешнего населения всей планеты. К 2050 году число людей трудового возраста утроится. Более половины земного шара будут составлять городские жители по сравнению с третью сегодня. В одном Мехико-сити еще до конца нашего столетия будут проживать 30 миллионов человек. Во всем мире 100 миллионов человек, не достигших пятилетнего возраста, умрут от голода и болезней.
Стремясь избежать такой трагичной судьбы, миллионы людей предпримут попытки расстаться с нищетой, процветающей на периферии, и искать более или менее приличной жизни где-нибудь в других местах. Таким образом они превратятся в кочевников, но другого вида: это будет новая версия пустынника-номада, который будет мигрировать из одного места в другое, пытаясь отыскать для себя хоть каплю того, чем мы располагаем в Лос-Анджелесе, Берлине или Париже — городах, которые станут для них оазисами надежды, «изумрудными городами» изобилия и технического волшебства. Или же они пересмотрят свою надежду в фундаменталистских терминах, а это уже лежит за пределами современности. Такое динамичное развитие несет в себе угрозу реальной мировой войны, войны нового типа, войны террора, которая может неожиданно вспороть легкоранимую плоть различных сложных систем.
Латиноамериканские и азиатские народы уже ломятся в дверь Тихоокеанского бассейна. В Соединенных Штатах, где испаноязычное население составляет 20 миллионов человек и постоянно растет, миграция нарушит установившееся культурное и лингвистическое равновесие, трансформирует саму природу Америки, разорвав ее связь с англосаксонскими и европейскими корнями. Вполне возможно, однако, Америка сумеет выдержать такой «шоковый» удар и даже обратить его себе во благо. В конце концов, в самой идее их страны заложено понимание, что ни один народ, ни одно этническое племя не имеет привилегированного места ни в исключительности нации, ни в ее характере. Представление о «плавильном котле» не лишено здесь исторического базиса. Будущее Соединенных Штатов связано с Латиноамериканским континентом.
Европе, вероятно, грозят большие беды. Сама логика континентальной интеграции сталкивается с давнишней, часто кровавой традицией этнических и национальных распрей, с историей проявления шовинизма и ксенофобии. Массовая миграция из Африки вкупе с потоками переживающих большие трудности восточноевропейцев в западные и другие более процветающие государства приведет к идее возведения новой Берлинской стены, стены, которая предотвратит поток беженцев с периферии, стремящихся найти прибежище в центрах процветающего Севера. Миграция таких кочевников будет, конечно, регулироваться, так как рационально осуществляемый, полностью находящийся под контролем властей поток мигрантов может обернуться своеобразной выгодой. Подобно Германии, использующей турецких «гастарбайтеров» на таких работах, от которых отказываются почти все немцы, будут поступать и промежуточные страны нарождающегося нового мирового порядка, нанимая людей для выполнения определенных работ в течение какого-то времени. Многие представители периферийной элиты будут продолжать жить, работать, путешествовать в привилегированных регионах, обогащая жизнь центральных обществ экзотической музыкой, образами, своеобразной культурной и диковинной кухней. Но ни Тихоокеанская, ни Европейская сферы не будут принимать многочисленных бедняков-номадов. Они будут защищать свою культурно-политическую индивидуальность и закроют границы перед теми иммигрантами, которые будут отказываться возвращаться в свои погруженные во мрак невежества и нищеты земли после проведенного «в гостях» вполне достаточного срока. Будут введены — квоты и определенные ограничения в отношении права на гражданство и собственность. Иностранцы — будут подвергаться остракизму в социальной сфере. Подобно укрепленным городам Средневековья, привилегированные центры начнут возводить всевозможные барьеры, пытаясь тем самым защитить свое богатство и внутреннюю стабильность. Провал марксизма будет рассматриваться в странах «третьего мира» как провал западной культуры, как конец борьбы с постоянной нищетой. И это приведет к вспышкам фанатизма.
