– И как же вы с ними работали?
– Я, например, спрашиваю оператора: «Что сейчас делает охраняемое лицо?» Он: «Вертит в руках стакан». Я говорю: «Подойди к нему, вынь стакан и вставь авторучку». А во время переговоров охраняемое лицо крутит уже не стакан, а авторучку.
– Но он бы в любом случае не стал крутить в руках стакан на переговорах.
– Это не факт…»
Перед вами, читатель, отрывок из интервью, которое генерал-майор Георгий Рогозин дал газете «Комсомольская правда» (9 апреля 2004 г.).
И это правда, читатель, а не дешевая газетная утка. И даже не банальная «парапсихология». Нет, друзья, перед нами – явление из грядущего мира…
Русский нейропрорыв
Нейромир – пространство и время человека…В этом мире возможности человека расширятся до немыслимых сегодня пределов.
Именно поэтому мы так надеемся на психотехнологии – эту квинтэссенцию наук о человеке. От них будет зависеть успех цивилизации в Нейромире. Да и сам Нейромир должен появиться как итог развития этих технологий. И потому мы должны заложить психотехнологический базис Грядущего, добившись здесь подавляющего превосходства над всеми другими цивилизациями.
Западная наука пошла вглубь человека, а русские рванулись в горние выси. Русская психологическая школа сделала упор на самых неисследованных, но при этом наиважнейших структурах человеческой психики – на надсознании и сверхсознании. Эти высшие контуры нашей психики открывают путь к появлению новых разумных существ – расы люденов и голографических сообществ.
Да, именно нашей психологии оказалось суждено дальше всех уйти в будущее и создать научно-технологические основы Нейромира. Не подумайте только, что западные ученые занимались второстепенным делом! Напротив, их открытия и сделали реальностью ту самую систему психотехнологий, которая существует уже сегодня. Здесь нет понятия «хуже» или «лучше». Нужны все. И ромашки, и тюльпаны. И трубы, и скрипки. Вот и наше человекознание ведет свою партию в сложной симфонии – но свою, особую. Мы – первопроходцы, мы торим новые пути, и вся жизнь наша проходит в стремлении к горизонту. Это в крови у русских. Поэтому психология наша – это психология предела. Это психология Перехода, психология Неба в человеке. Вот и психотехнологии у нас особые: запредельные, творящие миры. Способные помочь человеку стать чем-то большим: либо голографическим сообществом, либо люденом. Таков наш выбор. Наш удел. И наш шанс!
Во второй половине ХХ века и в начале нынешнего столетия в русской нейронауке случился целый ряд удивительных прозрений. Именно они и положили начало нескольким нейрошколам, создавшим завораживающие, психотехнологии. Мы снова расскажем лишь о некоторых из них. И мы выбирали либо тех, кого знаем лично, либо тех, о ком нам много рассказывали близкие друзья и соратники. Наш выбор поэтому немного субъективен, дорогой читатель. Но вы уж нас простите.
Загорский проект
Русский начали торить путь в Нейромир давно. И первым успехом на этом пути стал решение проблемы слепоглухих детей.
«Случается, к счастью, редко, но все же случается, что в руки педагога-воспитателя попадает существо, по всем биологическим показателям принадлежащее к виду „человек разумный“, но не обнаруживающее никаких признаков не только „разума“, но и какой бы то ни было человеческой психики. Ни речи, ни сознания, ни самых примитивных проявлений целенаправленных действий, целесообразного поведения.
Более того, отсутствует психика вообще, даже в тех ее элементарных формах, которые свойственны чуть ли не от рождения любому высшему животному. Существо это, как правило, неподвижно и напоминает скорее растение – какой-нибудь кактус или фикус, который живет лишь до тех пор, пока сохраняет непосредственный – не требующий перемещения – контакт с пищей и водой, и погибает, не издав ни звука, если его забыли напоить-накормить и уберечь от холода. Оно не сделает никакой попытки добраться до пищи, даже если эта пища находится в полуметре от его рта, не подаст даже писком сигнала о том, что оно голодно, не спрячется под теплое одеяло от сквозняка, не отреагирует на ласковый голос матери и на ее улыбку. Это в полном смысле человекообразное растение, начисто лишенное психики. Оно будет расти – увеличиваться в размерах, но психика в нем так и не возникнет. Даже самая элементарная.
Непосредственная причина этого трагического состояния – слепоглухота. Одновременное отсутствие и зрения, и слуха. Врожденное или обретенное в раннем детстве (в результате болезни или несчастного случая) – это дела не меняет, ибо в случае рано наступившей слепоглухоты очень быстро деградируют и полностью исчезают все те намеки на человеческую психику, которые успели возникнуть до наступившей беды.
И это – при вполне нормальном (с биологической, с медицинской точки зрения) мозге…» – написал еще в 1977 г. в очерке «Откуда берется ум» знаменитый Эваальд Ильенков, друг Побиска Кузнецова.
Русские психологи были первыми, кто смог из слепоглухих «человеческих растений» сделать полноценных «хомо сапиенс». Без сложнейших хирургических операций или вживления в тело слепоглухих электронных устройств. Чисто психологическими методами они сделали то, что считалось неслыханным и невозможным.
А начинали этот потрясающий проект советские психологи – Иван Афанасьевич Соколянский (1889–1961 гг.) и Александр Иванович Мещеряков (1923–1974 гг.). Они замахнулись на небывалое: на создание психики с «чистого листа». И началась эта работа в Загорском интернате для слепоглухих детей. В Загорске, который теперь снова стал Сергиевым Посадом.
Русские психологи придумали: нужно сначала научить ребенка двигаться, обходя препятствия на пути к пище. И начали отводить соску от губ ребенка. Сначала – на миллиметр. Потом, когда он стал ее искать и находить – на сантиметр. А потом начали ставить между ртом ребенка и соской препятствие, чтобы он его обходил. И так – вплоть до лабиринтообразной ситуации, когда слепоглухое дитя училось находить пищу, пользуясь обонянием и осязанием. Когда оно формировало в себе образ пространства, возникала и психика. Самая элементарная.
А дальше нужно было сделать слепоглухого человеком. Наделить его речью. Как? Через труд, через активность – ввести малыша в мир человеческой культуры. А начиналось это с того, что воспитатель вкладывал в ручонку слепоглухого ребенка ложку, брал эту ручонку в свою руку – и совершал все необходимые движения. До тех пор, пока ребенок, чья рука вначале висит, словно плеть, не начнет обнаруживать первые попытки самостоятельно совершать те же движения, помогая руке воспитателя. Ребенок может даже противиться вначале такому биологически неестественному методу еды – но потом воспринимает эти первые навыки человеческой культуры, переходя грань, отделяющую животное от человека. Первым, пока еще робким шажком. А дальше шаг делается за шагом, и воспитатель всячески поощряет самостоятельность своего питомца. Начинается кропотливое освоение языка… И так – вплоть до поступления четверых слепоглухих в Московский университет в 1975-м…
