Как писал в книге «Сталин. Человек, который спас капитализм» Льюис Каплан, сама неолиберальная теория копирует труды французского предпринимателя и журналиста Жана-Батиста Сэ (1765–1832). Сэ отрицал необходимость вмешательства государства в экономику. Мол, если как можно меньше брать налогов с бизнеса. Он сам во всем разберется. Если наступит перепроизводство того или иного товара, то капитал сам перетечет в новую отрасль, где может быть сформирован новый спрос. Не нужно больших налогов: бизнес сам будет вкладывать деньги туда, куда надо, тем самым создавая рабочие места. Правда, когда Сэ все это писал, единственной сформированной отраслью промышленности во Франции была текстильная.
Этому архаичному бреду Запад пробовал следовать до 1929 года. Но и до этой даты неумолимая жизнь заставила многие страны Запада отказаться от принципов свободного рынка. Угроза восстаний рабочих и революции побудила Бисмарка в 1875 г. пойти на введение в Германии первых элементов социального страхования. Потом Первая мировая породила необходимость централизации и планового руководства экономикой. Скажем, в Германии и США. А потом революция 1917 года в России и Великая депрессия 1929–1939 годов поставили перед элитой капиталистических стран дилемму: либо вы продолжаете жить архаикой «дядюшки Сэ» — и получаете восстание рабочих; либо сильно меняете свой капитализм, вводя жесткое государственное регулирование, смешанную экономику и социальные гарантии.
Запад тогда выбрал второе, ибо задницы свои спасать надо было. Да и мозги не отсохли еще окончательно, не застила разум страсть к обогащению ради обогащения. Тогда умные капиталисты поняли, что капитализм времен карет, парусников и Жана-Батиста Сэ уже не подходит ко времени сложной промышленности, где производство тесно смыкается с наукой и где есть отрасли, которые ну никак не вписываются в узкие и примитивные каноны капитализма. Возьмите хоть объединенные энергосистемы, электроэнергетику. Торговать электричеством так же, как торгуют зерном, практически невозможно. Если управлять совокупностью синхронизированных силовых станций по законам спроса и предложения, ты допрыгаешься до физического развала системы. Причем самые умные на Западе понимали это еще в самом начале 20-го столетия.
«Только национальное правительство может навести должный порядок в промышленности, что отнюдь не равнозначно централизации. Это лишь признание того очевидного факта, что процесс централизации уже охватил и наш бизнес. Контроль за этой безответственной и антиобщественной силой может осуществляться в интересах всего народа лишь одним способом — предоставлением надлежащих полномочий единственному институту, способному ими воспользоваться, — федеральному правительству!»
Из послания конгрессу президента США Теодора Рузвельта в декабре 1908 года.
«Собственность каждого человека подчинена общему праву коллектива регулировать ее использование в той степени, в какой этого может требовать общественное благо!» — заявил президент Т. Рузвельт в 1910 году.
Два года спустя уже другой президент США, Вудро Вильсон, скажет: «Если бы Джефферсон (один из авторов американской конституции и отцов-основателей США. — М.К. ) жил в наше время, он наверняка пришел бы к тем же выводам, что и мы… Без постоянного вмешательства правительства нам не добиться справедливости во взаимоотношениях между гражданами и столь могущественными институтами, как тресты…»
Попытка дать полную свободу частному бизнесу в 1920-е годы привела к тяжелейшей катастрофе 1929 года и к последующей Великой депрессии. Двадцатые годы были первым явлением либерализма и монетаризма в ХХ веке. Но когда разразился тяжелейший кризис, по инерции у власти в США оставались все те же монетаристы и приверженцы неограниченного капитализма во главе с президентом Гербертом Гувером. Эти деятели попробовали бороться с кризисом вполне в духе Гайдара-Чубайса. Сокращали расходы бюджета и сжимали денежную массу. И даже более того! Гувер в 1931-м, когда безработица подкатила к уровню в 21 % от трудоспособного населения, прекратил помощь государства безработным, начав, как президенты Буш и Путин осенью 2008-го, щедро накачивать казенными деньгами частные банки. «Единственной функцией правительства является сейчас создание условий, которые благоприятствовали бы развитию частного предпринимательства», — заявил он тогда. США оказались на пороге гражданской войны.
Вы помните, читатель, что в итоге к власти пришел Франклин Рузвельт, который в 1932–1945 годах создал экономику полусоциалистическую, с элементами опыта и Муссолини, и Сталина, и Гитлера. Это называлось «Новым курсом».
В 1944 году Ф.Д. Рузвельт опубликовал (но не успел подписать, сделав законом) свой «Экономический билль о правах», где изложил свою программу на будущее. Итак, каждый американец должен был получить право на работу, на достойную заработную плату, достаточную для поддержания нормального уровня жизни. Здесь же гарантировалось право на жилье, на медицинское обслуживание, на образование, на социальное обеспечение в случае болезни, безработицы и старости. «…С появлением новых проблем, которые отдельные граждане не могут решить в новых условиях собственными силами, правительство обязано искать новые пути и средства для их решения…» — заявил президент США.
По сути дела, здесь Рузвельт подражал Советскому Союзу. Он даже обогнал советских коммунистов: в СССР право на жилье граждане получили лишь по конституции 1977 года.
Потому Запад в 1930– 1970-х годах создал крайне разумную систему — смешанную экономику, где частная инициатива соседствовала с государственными и общественными предприятиями, что дополнялось государственным регулированием и даже планированием в некоторых сферах деятельности. В те годы западные интеллектуалы говорили о конвергенции: дескать, западная система приобретает все больше советских черт, а СССР, если начинает проводить рыночные реформы, — приближается к Западу.
Именно в этом направлении и нужно было развиваться. Надо было в 1970-е годы переходить на футуристические программы развития, приступив к созданию не просто новых технологий — а новой цивилизации. С совершенно новыми потребностями и рынками. Но это грозило капиталистам потерей власти. И шло вразрез с их стремлением воплотить идеалы господства над «стадом». И тогда капиталистическая элита повернула историю в противоположное русло: стала вводить «свободный капитализм» как раз эпохи Жана-Батиста Сэ. Но в совершенно неподходящих для этого реалиях. Можно сказать, капитализм за ХХ век совершил путешествие к разуму — и обратно.
Именно при элементах социализма США развивались быстрее и успешнее всего. В 1960-е годы валовой национальный продукт Америки рос рекордными темпами — по 4,2 % в год (рекордный рост — 8–9 % в год в 1966–1967 гг. при 98 % налога на личные доходы, превышавшие 2 млн долларов в год).
Но как только с начала 1980-х началась революция монетарно-либерального фундаментализма, все пошло наперекосяк. При Рейгане темпы экономического роста упали до 2 % в год. И уже тогда проявилась людоедская сущность либерального монетаризма. Один из глашатаев неолиберализма, публицист Джордж Гильдер, витийствовал: «Чтобы добиться успеха, бедняки более всего нуждаются в шпорах нищеты». Как издевается Шлезингер-младший, сами для себя богачи этих шпор как-то не хотели — иначе бы ввели закон о стопроцентном налоге на наследство. Добавим: при Буше-младшем налоги на наследство были снижены в очередной раз.
