— Он ушел! Ушел! — в отчаянии кричал Модэ.
Аландр посмотрел на него. Во взгляде этом — сверху вниз — было почти нескрываемое презрение. Сунув в ножны залитый кровью меч, Аландр улыбнулся.
— Это не имеет никакого значения! — сказал он. — Ровным счетом никакого! Меч уже вынут!..
5.3
Нумидиец стремителен в движении, вынослив и неприхотлив. Рожденный в пустыне, он мало ест и способен сутками скакать на коне. Он не может похвастать могучим сложением и потому не рискует сойтись в открытой схватке с римским или иберским конником, но он жилист и может часами заманивать или преследовать врага, чтоб потом поразить его метко брошенным дротиком.
Карфагеняне издревле охотно нанимали нумидийцев на службу, оплачивая кровь полновесными сребрениками. Вот и в войске Ганнибала нумидийцев было немало: пятьдесят сотен их перевалили через Альпы, оставив в горах лишь немногих — Пуниец берег стремительных всадников, как зеницу ока — они особенно нужны были в битвах со стойкими в бою, но медлительными римскими аристократами. Нумидийцы открывали эти сражения и завершали их, преследуя бегущих. Они обеспечивали разведку, предпринимали рейды, сидели в засадах, истребляли неосторожно оторвавшихся от основных сил фуражиров, совершали стремительные налеты на городки… Всадники-нумидийцы из племени массилиев были главной движущей силой армии Ганнибала, силой, делавшей эту армию мобильной, то есть даровавшей ганнибаловой рати то качество, в каком она неоспоримо превосходила римлян. Не будь нумидийцев, Ганнибал не имел бы и половины побед, не будь их, ему вообще не удалось бы закрепиться в Италии. Пуниец понимал все значение этой стремительной конницы и берег ее. Нумидийцы понимали свою значимость и требовали особых наград. И получали их. Кто, кроме нумидийцев, мог похвастать массивными серебряными ожерельями, обвивавшими запястья? Кто мог похвалиться золотыми перстнями и дорогими плащами? Разве что десяток-другой карфагенских офицеров — отпрысков знатных родов.
Что еще нужно наемнику, живущему одним днем, но рассчитывающему прожить целую жизнь!
Наемничество — явление прелюбопытное, ибо выражает сразу многие страсти человечьей души — алчность, жестокость, жажду властвовать, искание приключений. Наемничество в истории человечества — явление далеко не постоянное, расцветающее на той стадии, когда наступает закат пассионарность и близится кризис общества и государства. Наемники восходят на сцену, когда лишается своего влияния гражданское ополчение, а за ним и рыцарство, когда человек предпочитает служить не за благо отчизны и символичную плату, не за земельный лен и вассальную преданность, а за вполне реальные деньги с перспективой реальной власти, а по минимуму — обеспеченной старости.
Если не считать привлечения в союзники варварских племен, впервые наемники появились в Египте. Местные феллахи предпочитали рабскую жизнь на земли радостной смерти в бою, служилая знать проиграла в состязании с искушенным в интригах жречеством, утратив одновременно и значение реальной военной силы. Тогда-то в армиях солнцеликих появились могучие эфиопы и сухопарые ливийцы, а потом и греки, силою не выдающиеся, но умелые и организованные. Ради этих наемников фараоны отдали во владение эллинам целый портовый город, ради них они допустили поклонение чуждым богам. Право, греческие наемники этого стоили, хотя против персидских витязей не устояли. Эллада небогата природными ресурсами: обильною пашней, залежами ценных руд. Великое ее богатство — неистощимая энергия жителей солнечной Фессалии или ветренного Пелопоннеса. Покуда крепкой являлась гражданственность, эллины довольствовались немногим, с отчаянностью это немногое защищая от подлых соседей. Так ковалась полисная отвага, лишь в исключительных случаях обращавшаяся во всеэллинскую.
Но богатство росло, а вместе с ним росла и зависть неимущего к владеющему. Не каждому суждено появиться на свет эвпатридом, но каждому хочется эвпатридом быть — есть на злате, купаться во славе. Служба отечеству была бессеребренной, обогащая разве что неправедно — взятками союзников или врагов. Другое дело — служить за плату, да еще державе чужой, готовой платить втрое. Наемничество получило широкое распространение в IV веке до н. э., хотя кое-где, например, в Сиракузах, наемников вербовали и прежде — тираны не больно-то доверяли доблести граждан, бесспорной лишь в гражданских конфликтах. На наемников полагались и карфагеняне, предпочитавшие расплачиваться полновесной монетой за кровь чужую, нежели проливать кровь свою. Но явлением всеобщим и обыденным наемничество стало со времен Фокейской войны, когда под знаменами враждующих полисов впервые выступали не граждане, а лихие парни из соседних земель, изъявившие желание умирать за плату. С тех времен куда проше было повстречать солдата-наемника, нежели ополченца. Греческие наемники были нарасхват. Они служили по всему свету: у персидских царей и сиракузских тиранов, карфагенских плутократов и великогреческих олигархов, и собственно в Элладе, обороняя тирании и республики, причем и под знаменами государств, славных доблестью гражданских ратей — Спарты, Афин, Фив. Наемники свершали великие дела, потрясали устои империй, складали скрижали истории. Десять тысяч авантюристов во главе с Ксенофонтом прошли насквозь неизведанные, сказочные земли Востока, проторив грядущий путь македонским фалангам. Спартанский кондотьер Ксантипп во главе карфагенских наемников разгромил стойкую гражданственным мужеством армию Регула.
К эпохе Великого Александра ни одно сколь-нибудь влиятельное государство, исключая разве что Рим и немногих его италийских соседей не мыслило своего существования без наемнических войск. В битве при Херсонесе македонскую гегемонию пытались оспорить лучшие наемники со всей Эллады. В александровой армии помимо македонских крестьян и знати, деньги за службу получавших, но являвшихся войском национальным и гражданским, сражались наемники из Фессалии и Этолии, Коринфа и с Крита. Восточный поход открыл эру сплошного наемничества. Армии эпигонов состояли сплошь из наемников. На кондотьеров рассчитывали все греческие города. Воины-иноземцы, сражавшиеся за деньги, упрочивали могущество Карфагена. Лишь Рим, единственная из великих держав Ойкумены, держался на доблести граждан, саму идею наемничества не признавая. Даже рабам, привлекавшимся в критической ситуации в римскую армию, обещали не плату, а гражданство, пополняя легионы не наемниками, а новообращенными квиритами. В глазах римлянина наемник являлся никудышным воином.
Так ли?
Отчасти, да. Наемнику неведома была мощь гражданского духа, что сплачивает ряды ополченцев. Наемник служит не государству, а нанимателю, коим считает конкретного человека, а именно полководца или царя. Наемник дерется за деньги, верней не дерется, а служит. Стимулом для доблести могут стать разве что добыча или премия за победу или же доблесть. Победа и злато — в сем весь наемник. Но деньги могут сыграть и злую шутку — если противник предложит немалое отступное. Тогда наемник способен и изменить, как это случилось с Эвменом Кардийским, ибо если для него и существует что-то важнее денег, то — единственно преданность победителю-полководцу, да то единение, что сплачивает кондотьеров одного рода и племени. В этом случае — во втором и первом — наемник дерется яростно. Галл отстаивает жизнь галла, ибер — ибера, этолиец — этолийца. Соплеменник сражается за соплеменника, но не за державу. Соплеменник — брат и друг — значили для варвара бо лее, чем абстрактные государственные институты, обладавшие ценностью разве что в глазах гражданина и властностью в глазах подданного. Галл, ибер, нумидиец никогда не сражались за Карфаген, но всегда за своих полководцев — Магона, Гамилькара, Ганнибала. Особенно за последнего — полководца гениального и победоносного, чтоб изменить ему потом, когда появятся не менее гениальные и победоносные враги. Наемники со всей Эллады проливали кровь за Клеомена — упорно и честно, покуда не убедились в его обреченности. Аргираспиды побеждали под знаменами Эвмена, пока верх не взяла непобедимая жадность. Всем хорош кондотьер, если в достатке денег, если осеняет крылами Ника. И чем ярче сияние Ники, тем слабеет блеск злата, но как только Ника опускает победоносные крыла, злато разгорается неугасимым и неверным солнцем.
