Офелия опустилась на стул справа от дожа. Остальные тоже
сели, положили на скатерть руки, растопырив пальцы так, чтобы мизинцы касались
друг друга.
— Это спиритическая фигура, — пояснил Петя. —
Она называется «магическое колесо».
Спиритические сеансы были известны и в Иркутске. Коломбина в
гостях раза два вертела столы, но это больше походило на веселую игру, вроде
святочного гадания: кто-то постоянно прыскал, ойкал, хихикал, а Костя,
пользуясь темнотой, все норовил сжать локоть или поцеловать в щеку.
Здесь же всё было всерьез. Дож погасил свечи, осталась
только подсветка жаровни, так что лица сидящих были красными снизу и черными
сверху — будто безглазыми.
— Офелия, твой час настал, — глубоким, звучным
голосом произнес председательствующий. — Дай знак, когда услышишь Иное.
Вот, оказывается, кто такая Офелия, поняла Коломбина. Она —
самый настоящий медиум, поэтому и похожа на сомнамбулу.
Лицо белокурой нимфы было неподвижно и лишено всякого
выражения, глаза закрыты, только губы чуть подрагивали, словно беззвучно
нашептывали какое-то заклинание.
Внезапно Коломбина почувствовала, как по пальцам пробежали
мурашки, щеки обдало холодным сквозняком. Офелия распахнула длинные ресницы.
Запрокинула голову, и оказалось, что ее глаза совершенно черны от расширившихся
зрачков.
— Я вижу, ты готова, — все тем же торжественным
голосом проговорил дож. — Вызови к нам Моретту.
Коломбина вспомнила — так звали девушку, чью вакансию она
заняла. Ту самую бедняжку, что застрелилась вместе с этим, как его,
Ликантропом.
Несколько секунд Офелия оставалась без движения. Потом
сказала:
— Да… Да… Я слышу ее… Она далеко, но с каждым
мгновением всё ближе…
Поразительный у медиума был голос — тоненький, звонкий,
совсем детский. Тем удивительнее была перемена, свершившаяся с Офелией в
следующую минуту.
— Это я, Моретта. Я пришла. Что вы хотите знать? —
проговорила она вдруг совсем иначе — низким контральто с придыханием.
— Это голос Моретты! — воскликнула Лорелея Рубинштейн. —
Вы слышите?
Сидящие за столом зашевелились, заскрипели стульями, но
Просперо нетерпеливо тряхнул головой, и все снова замерли.
— Моретта, девочка моя, нашла ли ты свое
счастье? — спросил он.
— Нет… Не знаю… Мне так странно… Здесь темно, я ничего
не вижу. Но кто-то есть рядом со мной, кто-то касается меня руками, кто-то
дышит мне в лицо…
— Это Он! Это Вечный Жених! — страстно прошептала
Лорелея.
— Тише! — рявкнул на нее бухгалтер Калибан.
Голос дожа был ласков, даже вкрадчив:
— Ты еще не привыкла к Иному Миру, тебе трудно
говорить. Но ты знаешь, чтó ты должна нам сообщить. Кто будет следующим?
Кому ждать Знака?
Тишина стала такой, что было слышно, как потрескивают угли в
жаровне.
Офелия молчала. Коломбина заметила, что мизинец Пети
Лилейко, сидевшего справа, мелко дрожит. И сама вдруг тоже затрепетала: а что
если дух этой самой Моретты назовет новую соискательницу? Но еще сильнее страха
была обида. Как это будет несправедливо! Не успела попасть в клуб, еще ни в чем
толком не разобралась, и нате вам.
— А… А-а-а… А-ва… Аваддон, — очень тихо выговорила
Офелия.
Все обернулись на некрасивого студента, а его соседи —
прозектор по имени Гораций и один из близнецов (Коломбина не запомнила,
который) — непроизвольно отдернули руки. На лице Аваддона появилась растерянная
улыбка, но смотрел он не на медиума, а на Просперо.
— Благодарю тебя, Моретта, — сказал дож. —
Возвращайся в свое новое обиталище. Мы желаем тебе вечного счастья. Позови к
нам Ликантропа.
— Учитель… — сглотнув, произнес Аваддон, но
Просперо властно качнул подбородком:
— Молчи. Это ничего еще не значит. Спросим Ликантропа.
— Я уже здесь, — хрипловатым, юношеским голосом
отозвалась Офелия. — Привет честной компании от молодожена.
— Я вижу, ты и там остаешься шутником, —
усмехнулся дож.
— А что ж, здесь весело. Особенно как посмотришь на
всех вас.
— Скажи, кто должен быть следующим, — строго
приказал духу Просперо. — И без шуток.
— Да уж, этим не шутят…
Коломбина во все глаза смотрела на Офелию. Невероятно! Как
могли уста этой хрупкой девочки говорить таким уверенным, естественным
баритоном?
Дух Ликантропа отчетливо выговорил:
— Аваддон. Кто же еще? — И со смешком
закончил. — Тут уже и брачная постель расстелена…
Аваддон вскрикнул, и этот странный, гортанный звук вывел
медиума из транса. Офелия вздрогнула, захлопала ресницами, потерла руками
глаза, а когда отняла ладони, лицо уже было прежним: рассеянным, время от
времени озаряемым нежной и робкой улыбкой. Да и глаза из черных стали
обыкновенными — светлыми, влажными от выступивших слез.
Кто-то зажег свечи, а вскоре загорелась и люстра, так что в
гостиной стало совсем светло.
— Как его настоящее имя? — спросила Коломбина, не
в силах отвести взгляд от избранника (впрочем, все остальные тоже смотрели
только на него).
— Никиша. Никифор Сипяга, — растерянно пробормотал
Петя.
Аваддон же поднялся и посмотрел на присутствующих со
странным выражением, в котором смешивались страх и превосходство.
— Вот такой карамболь, — рассмеялся он, и тут же
всхлипнул, и снова рассмеялся.
— Поздравляю! — с чувством воскликнул Калибан,
крепко пожимая приговоренному руку. — Тьфу, да у тебя вся ладонь в
холодном поту. Сдрейфил? Эх, дуракам счастье!
— Что… Что теперь? — спросил Аваддон у
дожа. — Никак не соберусь с мыслями… Голова кругом.
— Успокойся. — Просперо подошел, положил ему руку
на плечо. — Известно, что духи имеют обыкновение дурачить живущих. Без
Знака всё это ровным счетом ничего не значит. Жди Знака и смотри, не наделай
глупостей… Всё, собрание окончено. Уходите.
Он повернулся к соискателям спиной, и те один за другим потянулись
к выходу.
Потрясенная увиденным и услышанным, Коломбина проводила
взглядом неестественно прямую спину Аваддона — тот вышел из салона первым.
— Идем, — взял ее за руку Петя. — Больше
ничего не будет.
Вдруг раздался негромкий повелительный голос:
