Однако, немного успокоившись, я взглянул на дело с иной
стороны. Случилась истинная трагедия. Погиб большущий, много обещавший талант —
возможно, новый Лермонтов или даже Пушкин. Погиб в восемнадцать лет, не успев
сделать сколько-нибудь заметный вклад в отечественную словесность. Несколько
ярких стихотворений войдут в антологии и сборники, а более ничего от бедного
юноши и не останется. Какая бессмысленная и горькая утрата! Если бы Гдлевский
наложил на себя руки, как намеревался, это была бы трагедия, но его убийство —
это хуже, чем трагедия. Это национальный позор. Долг всякого патриота,
дорожащего честью России, внести посильный вклад в прояснение этой постыдной
истории. Да-да, я считаю себя истинным русским патриотом — ведь известно, что
именно из инородцев (как Вы и я) и выходят самые искренние, горячие патриоты.
И я решил сделать всё, что в моих силах, дабы помочь Вашим
коллегам из полиции. Я подверг анализу сведения, которые Вы сообщаете об обстоятельствах
преступления, и меня поразило следующее.
Непонятно, зачем кому-то вообще понадобилось убивать
человека, который и без того собирался через минуту или через час покончить с
собой?
А если уж из неких целей кто-то все же пошел на убийство, то
почему не замаскировал преступление под добровольную смерть? Никому бы и в
голову не пришло заподозрить злодеяние при наличии готового предсмертного
стихотворения.
Первое, что приходит в голову — случайное совпадение. В тот
самый час, когда Гдлевский готовился к самоубийству (а Вы пишете, что у него в
ящике стола уже и заряженный пистолет был наготове), в окно влез грабитель и,
ничего не зная о роковом намерении жильца, стукнул его по голове обрезком
трубы. Своего рода злая шутка судьбы. Вы сообщаете, что полиция именно эту
версию считает наиболее вероятной, и спрашиваете моего мнения.
Не знаю, что и ответить.
Думаю, Вам будет небезынтересно узнать, как оценивают
случившееся члены кружка. Разумеется, история произвела на всех тяжелое
впечатление. Преобладающее чувство — страх, причем самого мистического
свойства. Перепуганы все ужасно. О случайно залезшем в окно грабителе никто
даже не поминает. Общее мнение состоит в том, что Гдлевский своей бескрайней
самонадеянностью прогневал Богиню, и за это она разбила на куски его заносчивую
голову. «Никто не смеет заманивать Вечную Невесту к алтарю обманом», — так
выразил эту мысль наш председатель.
Я, как Вам известно, материалист и в чертовщину верить
отказываюсь. Уж скорее поверю в случайного грабителя. Только, если это был
грабитель, то зачем он имел при себе обрезок трубы? И потом, вы пишете, что из
квартиры ничего не взято. Разумеется, всему можно найти объяснение. Орудие,
предположим, он захватил с собой на всякий случай — для устрашения. А ничего не
похитил, потому что испугался содеянного и бежал. Что ж, и это возможно.
Впрочем, я отлично понимаю, что моего мнения Вы спросили
более из вежливости, памятуя реприманд по поводу цирлихов-манирлихов, на самом
же деле Вам нужны не гипотезы, а наблюдения. Что ж, извольте.
Я очень внимательно следил сегодня за поведением всех
соискателей — не обнаружится ли чего-то подозрительного или странного. Скажу
сразу, что подозрительного ничего не видел, но зато сделал одно поразительное
открытие, которое Вас наверняка заинтересует.
В рулетку нынче не играли. Все говорили только о смерти
Гдлевского и о смысле этого события. Разумеется, царили возбуждение и смятение,
каждый старался перекричать другого, и нашему дожу с трудом удавалось
удерживать в руках штурвал этого потерявшего управление корабля. Я тоже для
виду подавал какие-то реплики, но главным образом зорко наблюдал за лицами.
Вдруг замечаю, что Сирано (тот, кого в прежних донесениях я называл Носатым)
словно ненароком отошел к книжным полкам и обвел их взглядом — как бы совершенно
рассеянным, однако же мне показалось, что он ищет нечто вполне определенное.
Оглянувшись — не следит ли кто (и это сразу усилило мое любопытство) — он
вынул один из томов и принялся перелистывать страницы. Зачем-то посмотрел на
свет, послюнил палец, мазнул обрез, даже попробовал его на язык. Не знаю, что
означали его манипуляции, но я был заинтригован.
Дальше же было вот что. Сирано поставил книгу на место и
повернулся. Меня поразило выражение его лица — оно все разрумянилось, глаза
заблестели. Изображая скучливость, он медленно прошелся по комнате, а
оказавшись подле двери, выскользнул в прихожую.
Я осторожно двинулся следом, думая, что сейчас он выйдет на
улицу и тогда я прослежу за ним — очень уж странно себя вел. Однако Сирано
прошел темным коридором вглубь квартиры и прошмыгнул в кабинет. Я неслышно
двинулся за ним, припал ухом к двери. В кабинет можно попасть и другим путем —
из гостиной через столовую, но это могло бы привлечь внимание, чего Сирано явно
хотел избежать, и вскоре мне стало ясно, почему. В кабинете у Просперо
телефонный аппарат, ради которого и был предпринят весь маневр.
Сирано покрутил рычажок, вполголоса назвал номер, который я
на всякий случай запомнил: 38–45. Потом, прикрыв ладонью раструб, сказал:
«Ромуальд Семенович? Это я, Лавр Жемайло. Номер уже сдали?… Отлично! Задержите.
Оставьте колонку на первой полосе. Строк на шестьдесят. Нет, лучше на
девяносто… Уверяю вас: это будет бомба. Ждите, немедленно выезжаю». Его голос
дрожал от азарта.
Вот Вам и Сирано, хорош «соискатель»! А наши умники всё
головы ломали, откуда у репортера «Курьера» такая осведомленность о внутренней
жизни клуба. Но каков газетчик! Давно зная, где собираются будущие самоубийцы и
кто ими руководит, мистифицирует публику, изображает неустанные поиски, а тем временем
сделал себе имя и, надо полагать, заработал недурные деньги. Кто знал Лавра
Жемайло еще месяц назад? А теперь он звезда журналистики.
Репортер так стремительно выскочил обратно в коридор, что я
едва успел прижаться к стене. Он меня не заметил — поспешил к выходу. Дверь в
кабинет осталась нараспашку. И тут произошло еще одно странное явление.
Противоположная дверь — та, что ведет в столовую и была немного приоткрыта,
вдруг скрипнула и сама по себе закрылась! Клянусь вам, я не выдумываю.
Сквозняка не было. От этого зловещего скрипа мне стало не по себе. Задрожали
колени, сердце забилось учащенно, так что даже пришлось проглотить две пилюли
кординиума. Когда же я взял себя в руки и тоже выбежал на улицу, журналист уже
исчез.
Хотя что толку было бы за ним следить — и так понятно, что
он отправился в редакцию.
Очень любопытно, что за «бомбу» он приготовил для читателей?
Ничего, мы узнаем это из утреннего выпуска «Московского
курьера».
Примите заверения в совершеннейшем к Вам почтении,
ZZ
17 сентября 1900 г.
Глава 5
I. Из газет
ПОГИБ ЛАВР ЖЕМАЙЛО
