Поскорей бы уж наступил завтрашний вечер!
Последний миг Клеопатры
Когда Коломбина проснулась на необъятном ложе, так и не
ставшем алтарем любви, до вечера все равно было еще очень далеко. Она
понежилась на пуховой перине, протелефонировала на первый этаж, чтобы принесли
кофе, и в ознаменование новой, утонченной жизни выпила его без сливок и сахару.
Было горько и невкусно, зато богемно.
В фойе, уже расплатившись за нумер и сдав чемоданы в камеру
хранения, пролистала страницы объявлений «Московских губернских ведомостей».
Выписала несколько адресов, выбирая дома не ниже трех этажей и чтоб квартира
была непременно на самом верху.
Поторговалась с извозчиком: он хотел три рубля, она давала
рубль, столковались за рубль сорок. Цена хорошая, если учесть, что за эту сумму
ванька взялся свозить барышню по всем четырем адресам, но получилось, что все
одно переплатила — первая же квартира, в самом что ни есть центре, в
Китай-городе, так понравилась приезжей, что ехать дальше смысла не было.
Попробовала откупиться от извозчика рублем (и то много, за пятнадцать-то
минут), но он, психолог, сразил провинциалку словами: «У нас в Москве будь хоть
вор, да держи уговор». Покраснела и заплатила, только потребовала, чтоб
доставил из «Элизиума» багаж, и на этом стояла твердо.
Квартира была истинное загляденье. И месячная плата по
московским ценам недорогая — как одна ночевка в «Элизиуме». В Иркутске за такие
деньги, конечно, можно снять целый дом с садом и прислугой, ну так ведь тут не
сибирская глушь, а Первопрестольная.
Да в Иркутске этаких домов и не видывали. Высоченный, в
шесть этажей! Двор весь каменный, ни травиночки. Сразу чувствуется, что живешь
в настоящем городе, а не в деревне. Переулочек, куда выходят окна комнаты,
узкий-преузкий. Если в кухне встать на табурет и выглянуть в форточку, видно
кремлевские башни и шпили Исторического музея.
Жилье, правда, располагалось не в мансарде и не на чердаке,
как мечтала Коломбина, но зато на последнем этаже. Прибавьте к этому полную меблировку,
газовое освещение, чугунную американскую плиту. А сама квартира! Коломбина в
жизни не видывала ничего столь восхитительно несуразного.
Как войдешь с лестницы — коридорчик. Из него направо вход в
жилую комнату (единственную), из комнаты поворачиваешь налево и оказываешься в
кухоньке, там налево опять проход, где ватер-клозет с умывальником и ванной, а
дальше коридор опять выводил в прихожую. Получалось этакое нелепейшее кольцо,
непонятно кем и для какой надобности спроектированное.
При комнате имелся балкон, в который новоиспеченная
москвичка сразу влюбилась. Был он широкий, с ажурной чугунной решеткой, и — что
особенно пленяло своей бессмысленностью — в оградку врезана калитка. Зачем —
непонятно. Может быть, строитель предполагал прикрепить снаружи пожарную
лестницу да потом передумал?
Коломбина отодвинула тугой засов, распахнула тяжелую дверку,
глянула вниз. Под носками туфель, далеко-далеко, ехали маленькие экипажи,
ползли куда-то игрушечные человечки. Это было так чудесно, что небожительница
даже запела.
На другой стороне, только ниже, блестела железная крыша.
Из-под нее чуть не до середины переулка выпятилась перпендикуляром диковинная
жестяная фигура: упитанный ангел с белыми крыльями, под ним покачивающаяся
вывеска «СТРАХОВАЯ КОМПАНИЯ МЁБИУС И СЫНОВЬЯ. С нами ничто не страшно».
Прелесть что такое!
Были, впрочем, и минусы, но несущественные.
Что элеватора нет, это пускай — долго ль взбежать на шестой
этаж?
Озаботило другое. Хозяин честно предупредил будущую жиличку,
что не исключается явление мышей или, как он выразился, «домашних грызунков-с».
В первую минуту Коломбина расстроилась — с детства боялась мышей. Бывало,
услышит ночью перестук крохотных ножек по полу и сразу зажмурится до огненных
кругов под веками. Но то было в прошлой, ненастоящей жизни, тут же сказала себе
она. Коломбина — существо слишком легкомысленное и бесшабашное, чтобы чего-то
пугаться. Они теперь ее союзники, эти быстрые, пружинистые зверьки, ибо, как и
она, принадлежат не дню, а ночи. На худой конец, можно купить колбасы «Антикрысин»,
рекламу которой печатают «Ведомости».
Днем, отправившись на рынок за провизией (ох и цены же были
в Москве!), Коломбина обзавелась еще одним союзником из ночного, лунного мира.
Купила у мальчишек за восемь копеек ужика. Он был маленький,
переливчатый, в корзине сразу свернулся колечком и затих.
Зачем купила? А затем же — чтобы поскорей вытравить из себя
Машу Миронову. Та, дуреха, змей еще больше, чем мышей боялась. Как увидит
где-нибудь на лесной тропинке, то-то крику, то-то визгу.
Дома Коломбина, решительно закусив губу, взяла рептилию в
ладони. Змейка оказалась не мокрая и скользкая, как можно было предположить по
виду, а сухая, шершавая, прохладная. Крошечные глазенки смотрели на великаншу с
ужасом.
Мальчишки сказали — класть змеюку в молоко, чтоб не скисло,
а подрастет — сгодится мышей ловить. Однако Коломбине пришла в голову другая
мысль, куда более интересная.
Первым делом она накормила ужа простоквашей (он поел и сразу
пристроился спать); затем дала ему имя — Люцифер; после закрасила черной тушью
желтые пятнышки по бокам головы — и получился не уж, а некое таинственное
пресмыкающееся, очень возможно, что смертельно ядовитое.
Разделась перед зеркалом до пояса, приложила к обнаженной
груди разомлевшую от сытости змею и залюбовалась: вышло инфернально. Чем не
«Последний миг Клеопатры»?
Счастливый билет
К встрече с Арлекином она готовилась несколько часов и вышла
из дому загодя, чтоб не спеша совершить свой первый парадный променад по
московским улицам, дать городу возможность полюбоваться новой обитательницей.
Оба — и Москва, и Коломбина — произвели друг на друга
изрядное впечатление. Первая этим пасмурным августовским вечером была вялой,
скучающей, блазированной; вторая — настороженной и нервной, готовой к любым
неожиданностям.
Для московской премьеры Коломбина выбрала наряд, какого
здесь наверняка еще не видывали. Шляпку как буржуазный предрассудок надевать не
стала, распустила густые волосы, перетянула их широкой черной лентой, собрав ее
сбоку, ниже правого уха, в пышный бант. Поверх шелковой лимонной блузы с
испанскими рукавами и многослойным жабо надела малиновый жилет с серебряными
звездочками; необъятная юбка — синяя, переливчатая, с бесчисленными сборками —
колыхалась наподобие океанских волн. Важной деталью дерзкого костюма был
оранжевый кушак с деревянной пряжкой. В общем, москвичам было на что
посмотреть. А некоторых особенно приглядчивых ожидало и дополнительное
потрясение: черная поблескивающая ленточка на шее умопомрачительной фланерки
при ближайшем рассмотрении оказывалась живой змеей, которая по временам вертела
туда-сюда узкой головкой.
