Фемида ответила Прометею:
— Самая красноречивая все свое время тратит на то, чтобы взвешивать слова. Она может предлагать, излагать, но не осуществлять; ее задача не в том, чтобы действовать.
— А самый старший, — добавил мой дядюшка Океан, — желает только покоя. Однако состояние мира таково, что ему требуется не покой, а заботы и труды.
Океан говорил сидя, покачивая большой пенной бородой.
Он продолжил:
— Но самый старший, много повидав, передумав и сравнив на своем веку, способен дать совет. И я советую богам, собравшимся здесь, чтобы они выбрали царем моего племянника Зевса. Он показал свою силу во время битвы, доказал осторожность, подготовив войну, и властность, руководя ею. А сейчас доказывает свое благоразумие, воздерживаясь от приказов. Он вполне взрослый, чтобы обдумывать свои решения, и при этом обладает пылом юности. Каждое из этих достоинств само по себе не редкость. Редко встречается их соединение, а оно-то и есть главное достоинство царя. Предлагаю, чтобы нашим царем стал благородный Зевс.
Все второстепенные божества, теснившиеся на высоких склонах, уже разразились одобрительными возгласами. Я встал и призвал всех к тишине. Мою речь боги не забыли.
— Твердая рука вождя, — начал я, — по-настоящему желанна только в смутные времена. Затем она многим становится в тягость. Все то, что мы получили в наследство, надо приводить в порядок. Прежде чем вы примете решение, узнайте, как я буду править, если вы меня изберете. Я намереваюсь часто вас собирать, как сейчас, чтобы обсуждать с вами дела мира и чтобы вы высказывали свои заботы, проблемы и пожелания. Фемида, выслушав ваши прения, вынесет по ним свой приговор, который каждый должен будет уважать. Самые деятельные из вас образуют вокруг меня совет. Мои повеления никогда не придутся по вкусу всем. Я не пользовался молнией, чтобы навязать себя вам; но, уверяю вас, став царем, я воспользуюсь ею, чтобы принудить или покарать любого, кем бы он ни был, кто захочет воспротивиться принятым решениям; в этом случае мой гнев будет ужасен. В Тартаре еще остались свободные места. Взвесьте все это хорошенько, прежде чем сделать свой выбор. Фемида вам уже сказала: власть вождя состоит из отказа каждого от частицы собственной власти. Чтобы этот отказ имел ценность, он должен быть осмысленным и свободным. Истинна только та власть, что осуществляется с общего согласия; любая другая случайна. Нет ни величия, ни спокойствия в том, чтобы править рабами. А потому я хочу, чтобы вы выразили свое согласие. Тот, кто желает, чтобы я царствовал, пусть подберет белый камешек и опустит его в шлем Афины, богини Разума. Тот же, кому не я, а кто-то другой кажется более приемлемым, или он сам себя считает таковым, пусть опустит камешек другого цвета. И если большая часть камешков укажет на другого, я обязуюсь передать ему молнию и повиноваться.
Никто из богов себя не предложил. Хотя я видел искру зависти, промелькнувшую в глазах Афродиты и Прометея. Но у первой не было ничего, что приготовило бы ее к власти, а второй был не в том положении, чтобы на власть притязать. Они поняли, что не получили бы иных голосов, кроме своих собственных. Афина прошла по рядам, протягивая золотой шлем, потом высыпала камешки к ногам Фемиды. Все они оказались белыми. Так были изобретены выборы путем голосования — с тех пор этот способ получил некоторое распространение.
Тотчас же все боги встали и поприветствовали меня криками, добавляя к моему имени Зевс, которое означает «день», или «свет», все те эпитеты, которыми меня чествовали с тех пор: справедливо Карающий; Избавитель от зол; Прибежище слабых, бедняков, беглецов, молящих; Защитник дружбы; Попечитель городов; Покровитель народных собраний.
Вот так, дорогие дети мои, сами видите, я стал царем не по наследственному праву и не благодаря заговору или силе. Я даже не захотел извлекать свою власть из положения, которое мне подарили война и победа.
Он ведь был из Греции и знал историю богов, тот из ваших поэтов, который сказал: «Спаситель города не обязательно должен стать его владыкой».
Так что, как мне и хотелось, я — избранный правитель, первый среди равных.
Пятая эпоха
Верное деяние
Первые повеления.
Назначение Аида и устройство Преисподней.
Владения Аида Богатого
Я решил немедленно наладить управление своей державой, доверив часть власти тем из богов, кого считал наиболее способными и надежными. Моему брату Аиду я поручил управление Преисподней, наказав присматривать за расположенным под ней Тартаром и предупреждать меня о малейшем движении, которое он там заметит. Аиду предстояло также принимать мертвых и ведать долгими и таинственными преобразованиями их энергий. В помощники ему были выделены Стикс, сын Океана и Тефиды, бог одноименной реки, чьи извилистые рукава огибают всю потустороннюю область, и осужденный Ахерон — для грязной работы; а старый демон Харон, уже сосланный в Преисподнюю Ураном в наказание за некоторую зловредность, должен был обеспечивать умершим переправу.
Стикс ужасает своим безмолвием и мраком. Даже лодка Харона не может всколыхнуть волну или оставить подвижный след в его густых водах. А берега Ахерона состоят сплошь из черного зловонного ила, где беспрестанно лопаются пузыри от гниющих тел. Подступы к нему скрывает густой тростник, и тот, кто отважился забрести туда, увязает в тине и бесследно исчезает.
Унылый удел, наверняка думаете вы. Не заблуждайтесь, дети мои. Ни одна часть мира не плоха для того, кому она подходит. Аид ведь почти слеп. Он таким родился. Дневной свет ему невыносим, видеть он способен только ночью. Шлем-невидимка, который я велел циклопам выковать для него, был предназначен не только для того, чтобы скрыть его от врага, но и для того, чтобы его самого защитить от лучей солнца. И если моя кузина Осторожность исчезла с поля битвы, то лишь потому (как я узнал впоследствии), что ей пришлось вести Аида за руку. Только представьте себе, какие муки испытывал бы мой брат, если бы я поручил ему заведовать восходом солнца!
Для вас и для меня, детей света, Преисподняя — жуткое место. Но только не для него. У каждого своя преисподняя.
Поскольку все дела во Вселенной должен кто-то исполнять, Судьбы, направляя руку Клото, заставляют ее вытягивать числа, иные из которых кажутся вам несчастливыми и безотрадными. Вас восхищает, что могут быть на свете счастливые могильщики. И все же они есть. Вас удивляет, как можно сделать своим ремеслом рассечение трупов, а затем проявлять себя отменным едоком в застолье или неутомимым любовником в постели. Вам кажется, что выполнение таких необходимых городу работ требует от их исполнителей некоторой душевной неполноценности. Но ведь и гениальность, если хорошенько присмотреться, всегда сопровождается неким изъяном. Вы завидуете месту, которое избранник Муз занимает на пределе или на верхней ступени вашего рода; но задумывались ли вы о том, что ваше восхищение и одобрение доходит до него всегда через ограду одиночества? Это одиночество и составляет его изъян, но без него он не был бы тем, кем является.
