Савинов сидел, прислонившись спиной к мачте и кутаясь в тяжелую шкуру. Было холодно. Но холод воспринимался как-то на краю сознания – слишком невероятным было то, что происходило вокруг. А происходило много разных вещей. Во-первых, сам корабль, на котором находился Савинов, представлял собой удивительное зрелище. Он будто сошел с рисунков из книжек про походы вещего Олега или Святослава. Настоящая лодья, крутобокая, со щитами вдоль бортов, на палубе которой занимались своими делами люди, сошедшие с тех же картинок. На первый взгляд они мало отличались от обычных рыбаков – кожаные накидки с капюшонами, сапоги. Но нет-нет и блеснет на чьей-нибудь шее ожерелье из дорогих камней или узорная серебряная гривна. Опять же эти чубы и усы… Савинов заметил, что хотя синие усы и носило большинство команды, но синего чуба больше не было ни у кого. Некоторые были стрижены, что называется, «под горшок», а один совершенно белобрысый здоровенный детина оказался обладателем довольно замысловатой прически. Основная масса его волос была собрана в хвост на затылке, а пряди, идущие вдоль лица, заплетены в кокетливые косички. Кроме всего прочего, густая борода детинушки тоже делилась на несколько коротких косиц. На поясе под плащом у всех поголовно висели ножи. Меч, как заметил Савинов, кроме вождя, никто при себе не имел, – вот ножи – это да. Зато у любителя косичек за красивый наборный пояс был заткнут массивный, совершенно не плотницкого вида топор.
Вся компания имела вид решительный и бывалый. Многие лица украшали шрамы, у некоторых – свежие багровые рубцы. У пары человек лица сплошь покрывала вязь татуировки, и эти лица производили совершенно жуткое впечатление. О татуированных физиономиях летчик никогда не читал… Щиты, вывешенные вдоль бортов, свертки характерной формы, спрятанные под скамьями для гребцов, из которых кое-где выпирали крестовины мечей и острия копий, – все указывало на то, что поход не совсем мирный и вряд ли безопасный. Впрочем, в то время, наверное, не бывало безопасных походов… В то время? Ха! Скорее уж в это…
Над головой хлопнул парус. Савинов поежился и посмотрел вверх. Он поймал себя на мысли, или, скорее, ощущении, как если бы внезапно оказался на театральной сцене, во время спектакля. Причем актеры не знают о том, что он посторонний… Парус хлопнул снова. Багряная свастика на нем на миг изогнулась, явив странную фигуру, состоящую из углов и дуг. Бумм! Волна ударила в скулу лодьи. Та слегка накренилась, затем выпрямилась, и на долю секунды стал виден далекий берег, серо-синий под ясным небом. Похоже, они меняли курс.
Бумм! Снова волна. Теперь в днище…
«…Банг! Банг-банг-банг!!! Пули звонко лупили в бронеспинку. „Ишачок“
[18]
содрогался, получая удар за ударом. Савинов сжимался в пилотском кресле, стараясь стать как можно меньше. „Мессеры“ взяли его в клещи, когда он возвращался на аэродром из разведки. Пара пристроилась сзади, и ведущий стал методично расстреливать одинокий советский истребитель. Другая пара шла выше в готовности добить русского, если тот выкинет какой-нибудь фортель.
Банг! Банг-банг! Это он пристреливается из пулеметов. А вот теперь будет бить из пушки – не спасет и бронеспинка! Савинов ввел самолет в скольжение на крыло. Пушечные трассы прошли мимо. Снова пулемет. Снова считать рикошеты. Еще скольжение! Снова промазал фриц! Аэродром уже близко. Фашист психует, судя по трассам. Нервишки шалят – он над чужой территорией. Если вдруг придется здесь прыгать – то почти наверняка в плен к этим звероподобным русским…
Внизу проносятся сопки Заполярья. Кругом снег, хотя еще сентябрь. Голые скалы и редкие деревья. Аэродром все ближе, но фашисты наседают. Радио нет, и нельзя вызвать помощь.
Самолет пока слушается, но повреждения уже значительны.
Савинов, решившись, резко направил машину в склон сопки, на снижении набирая скорость. Оглянулся. Похоже, фашисты купились. Идут выше – думают, сбит! Ну-ну… „Ишачок“ сделал горку, проскочив над самой верхушкой сопки. „Мессеры“ кинулись следом, и трассы снова замелькали совсем рядом. Однако высоты уже хватит… Савинов выполнил управляемую бочку. Скорость резко упала. Фашисты, не успев среагировать, проскочили вперед. Сзади снизу – позиция для атаки идеальная!
Он спокойно взял ручку чуть на себя и нажал гашетки. Истерзанный самолет содрогнулся. Длинная очередь ударила во вражеский истребитель, и тот, вспыхнув, беспорядочно закувыркался вниз. Пилот не успел выпрыгнуть – слишком мала высота. На крыльях горящего „мессера“ Савинов увидел голубые свастики. Финн!..»
Савинов рассматривал рисунок на парусе. Концы финской свастики был загнуты в другую сторону, к тому же они прямые. Когда-то он читал в энциклопедии, что в принципе это знак солнца, но фашисты его вывернули наоборот. Тогда этот – на парусе – правильный. Солнцепоклонники…
Что-то глухо шлепнулось на палубу рядом с ним. Савинов глянул – сверток. Он поднял глаза. Принесший сверток кряжистый воин с русым чубом на голове присел рядом, кивнул: разверни.
Внутри оказалась одежда, вроде той, что носили здесь все. Длинная рубаха с воротом и рукавами, окаймленными затейливо вышитым узором, свободные штаны, что-то вроде вязаных носков без пятки, и низкие кожаные сапоги без каблука.
Кряжистый еще раз кивнул на одежду:
– Звать меня Храбр. Прими дар – не обидь, то моя одежа, а ростом мы с тобой одинаковы… Да по-нашему разумеешь ли?
– Отчего ж не разуметь, – Савинов улыбнулся. – Разумею. Спасибо тебе, жаль, отдарить нечем… Меня Александром зовут.
– Александрос – имя ромейское, – сказал Храбр и тут же произнес фразу на незнакомом языке. Савинов сумел разобрать только что-то вроде «ипоплиархос». Похоже, с ним пытались говорить по-гречески. Он покачал головой.
– А не ромей, – подвел итог Храбр. – По-нашему говоришь как-то не так… Какого ж ты рода? Одежи при тебе не было…
«Русского!» – хотел было ответить Савинов, но вдруг понял, что вопрос не простой. Историю он мало-мальски знал и помнил, что в средние века все воевали со всеми или почти со всеми. Откуда ему знать, кого в этом мире называют таким именем. Может, у его спасителей с ними война…
– Пожалуй, я теперь и сам не знаю, – сказал он.
– Оно и понятно, – Храбр посмотрел на небо. – Ты из-за Грани вернулся, друже. Слыхал я про такое. Иногда, сказывают, люди после все забывают, даже имя свое, и не говорят вовсе. Рычат… Тебя боги любят. Оставили имя, язык. Нас бурей сюда пригнали… Вот только «Пардуса» не видать. Было у нас, друже, две лодьи… Да ты примерь одежу-то.
Савинов взял штаны и встал, сбросив с плеч медвежью шкуру. Холодный ветер обжег тело. Кожа сразу покрылась мурашками. «Интересно – минус сколько сейчас?» – рассеянно подумал он, натягивая штаны. Ткань была мягкая и плотная. Савинов затянул веревочку, заменявшую резинку. Накинул рубаху, сотканную из толстых шерстяных нитей, просунул голову в ворот и… замер. Они все были здесь…
