Вообще-то сей монастырь мало отличался от укрепленного замка. Толстые стены с бойницами, мощные дубовые ворота, затянутый ряской ров и невысокая насыпь, густо заросшая сорными травами. Западную стену оберегала круглая низенькая башня.
На насыпи со скучающим видом сидела босоногая девчушка и следила за гусями, которые бродили внизу. Когда отдельные гуси-альпинисты пытались взобраться на насыпь, девчушка хворостиной сгоняла их обратно.
Когда мы подъехали к воротам, те приоткрылись и выпустили нам навстречу мужика в темной длиннополой рясе и с бритой макушкой. Монаха.
– К епископу? – поинтересовался он. – Марк, не закрывай ворота!
В створе показалась толстая морда в рытвинах от оспы.
– Откуда едете?
– Из Арля.
– В Ним не заезжали?
Тибо покачал головой:
– Закрыт сейчас город. Болезнь там вроде какая-то.
Монах кивнул:
– Закрыт, значит… Додумались наконец… Ну, с Богом.
– Епископ-то где? – спросил Тибо.
– Монсеньор Готфрид сейчас в трапезной, – важно изрек монах. И пошел по своим делам.
Хорошо смазанные петли не заскрипели, когда привратник Марк открывал ворота.
«Бумм!» – сказала левая створка, глухо ударяясь о стену.
«Бумм!» – сказала правая створка несколькими секундами позже.
Мы въехали в монастырский двор.
По двору бродили свиньи и куры. Еще один монах, с макушкой, обросшей недельной щетиной, возился у колодца. Мы его не заинтересовали.
Во дворе имелись две каменные постройки: церковь и большой дом посередине двора; и множество деревянных: амбаров, сарайчиков и прочих хозяйственных построек.
Мы остановились неподалеку от большого каменного дома. Я спрыгнул с коня и уж было направился к крыльцу, когда меня остановил окрик Тибо:
– Ваша милость!
– Что?
– Деньги-то забыли взять, – укоризненно напомнил Тибо и принялся рыться в моей седельной сумке.
– А они нам здесь понадобятся?
– Ну вы, господин Андрэ, совсем как дите малое… – пробормотал Тибо, не переставая обшаривать сумку в поисках кошелька. – Епископ Готфрид – сеньор этих земель. Значит, он и судья тутошний, и правитель… Смекаете, к чему я?.. К тому ж он еще и священник, слуга Господа Бога нашего, лицо, так сказать, духовное…
– Ладно, я понял. Сколько ему нужно дать?
– По повелению нашего августейшего короля штраф за убитого на поединке – три марки. Это, значит, Готфриду причитается как лицу светскому…
Я не смог удержаться от улыбки: очень уж забавными выглядели эти подсчеты.
– А как лицу духовному?
– Тут сложнее, господин Андрэ. Чем больше вы пожертвуете на благо Святой Римской Католической Церкви – тем меньше епитимья будет.
– У нас есть второй кошелек?
– Есть… – Тибо слегка растерялся. – В моей сумке…
– Ссыпь пока деньги в одну кучу. А в кошелек положи монет шесть-семь и дай его мне.
Тибо несколько секунд задумчиво жевал губами, потом сообразил, что к чему, и, криво ухмыльнувшись, принялся исполнять приказание.
– Господину епископу, – отчеканил я, принимая из рук Тибо изрядно похудевший кошель, – совершенно не обязательно знать, какими именно финансами мы располагаем.
Монсеньор Готфрид, епископ Эжльский и Каронский, любезно изволил принять меня в своих личных апартаментах. Монсеньор Готфрид был пьян.
В его апартаменты меня проводил какой-то монашек.
Видимо, монсеньор только что закончил трапезу и собирался отдохнуть часок-другой от трудов праведных. В правой руке монсеньор сжимал кубок, в левой – пыльную бутыль в берестяной оплетке. Епископ был крупный мужчина. Весьма. Радостное удивление отразилось на лице монсеньора при виде незнакомца. То бишь при виде меня.
– Добрый день.
– Ссс… с кем имею честь?..
– Андрэ де Монгель, – представился я.
– Оч-приятно!..
– Будучи в ваших землях, – решил я сразу приступить к делу, – я поссорился с одним человеком…
– Рыцарем?
– Да. Гийомом де…
– Держу пари: вы пустили ему кровь!!! – не слушая меня, проревел епископ. – Вы проткнули его насквозь и разрубили на части! – Шатаясь, епископ Готфрид добрел до стола и с грохотом водрузил посередь оного свою бутыль. – Вы выпустили ему кишки! Я прав?
– Да, но…
– Выпьем же за это! – провозгласил епископ, откупоривая бутылку.
Я удивился, но промолчал. Подошел поближе к столу.
Епископ меж тем наполнил два кубка. Кроме кубков на столе имелись две пустые бутыли, кувшин, серебряное блюдо, большие каминные щипцы. Но когда я протянул руку к ближайшему кубку, епископ меня удержал.
– Погодите, – сказал он. – Вам еще нельзя. Кто, говорите, был ваш противник?
– Гийом де Бош.
– Не помню такого, – промолвил епископ Готфрид и осушил свой кубок. – Еретик?
Я пожал плечами:
– Не знаю.
– Но ты-то сам добрый католик?
– Конечно, – согласился я на всякий случай.
– Выпьем же за это.
Воспользовавшись тем, что монсеньор епископ убрал руку от моего кубка для того, чтобы снова налить себе красного, я пригубил вино. Ничего вино оказалось. Только, на мой вкус, слишком терпкое.
– Полно тут еретиков, – доверительно сообщил мне епископ. – В кого ни плюнь – обязательно попадешь в еретика. Даже в моих собственных землях сколько их развелось, проклятущих, – ужас… рассказать кому-нибудь – не поверят…
Я сочувственно покивал.
– Давно пора их всех к ногтю… – продолжал Готфрид. – А то придумали тоже – свободомыслие… А все отчего? А все оттого, что никакого порядка в стране нет… Вот я понимаю – Германия, скажем… Арагон… А кто, говоришь, таков был этот… этот…
– Кто?
– Ну, тот, которого ты… – Тут епископ присвистнул и закатил глаза.
– Аааа… Гийом де Бош.
– Откуда он?
– Кажется, откуда-то с севера. Я не знаю точно.
– Значит, все-таки не еретик… – с сожалением сказал Готфрид. – А ты буллу Папы Римского против этих нечестивцев слышал?
– Нет.
– Так знай же, сын мой, что всякий, кто убьет еретика, получает себе его имущество, а также отпущение своих предыдущих грехов, пусть даже и самых тяжелых. Вот, скажем, убил ты десять католиков. Значит, надлежит тебе убить десять еретиков – и ты чист и перед Иисусом, и перед Церковью, аки агнец…
