– Я слышал о подобном случае, – объявил он нам. – Это обыкновенная уловка колдунов и ведьм. Так, в Милане одна ведьма сначала произвела над коровой своей соседки венефециум, а потом вылечила ее, чтобы смутить умы добрых христиан.
– Но как это доброе дело могло смутить умы… добрых христиан? – подал голос Родриго де Эро.
Легат снисходительно посмотрел на барона.
– Поверьте мне, они всегда так действуют: притворяются добрыми и смиренными, влезают в доверие, сеют в вашем сердце сомнения, склоняют ко злу и источают яд ереси прямо в вашу душу. Уж я-то их знаю!.. Кроме того, нигде в Библии нет ни одного случая, чтобы кто-либо из Божьих людей лечил животных. Даже Господь наш Иисус Христос всегда исцелял только людей, а не животных. Не это ли указательство на то, что этот Иммануил – гнусный еретик и чернокнижник? Теперь далее. Все слышали, как он вылечил эту корову? Он положил на нее руку и как будто бы говорил ей что-то! Он не использовал ни трав, ни чего-либо подобного, в чем содержалась бы природная целительная сила. Значит, он действовал силами сверхъестественными, а именно – бесовскими. И исцеление это следует признать исцелением ложным, так сказать, «видимостью исцеления».
– А, ну тогда… да… то есть… – пробормотал сбитый с толку барон. На судейском месте он чувствовал себя не очень уютно. Сесть на лошадь, штурмануть какой-нибудь укрепленный пункт, выбить из седла другого рыцаря – в этом он знал толк. А сейчас его заставляли судить человека, к которому он всегда испытывал теплые чувства, – и, более того, дело шло к тому, что рано или поздно ему этого человека придется сжечь.
Во время этого, с позволенья сказать, «суда» я не делал никаких попыток спорить с легатом Верочелле. Спорить с ним было все равно что биться головой об стенку. При этом я не хочу сказать, что он был дураком. Он был человеком своего времени, не более и не менее суеверным, чем все остальные. Он видел перед собой цель и был уверен, что средства, которыми он хочет достичь ее, вполне подходящие. Он был искренне верующим человеком и полагал, что по-своему работает на ниве Господней и сражается со злом. Именно поэтому его нельзя было подкупить. К сожалению.
* * *
– …Сегодня ночью, – спросил меня барон, – вы выведете его из замка?
– Конечно. А что вы скажете легату?
Родриго поморщился:
– А что я могу сказать? Скажу, что удрал.
– Вы думаете, он вам поверит?
– А что ему еще останется делать?
* * *
…Дежуривший у двери стражник поклонился барону. Зевнул.
– Твердо запомнил, что тебе придется врать? – спросил у него Родриго.
– Ага, ваша милость. Что никого не видел и не слышал. А куда пленник девался – непонятно.
– Именно. Легат тебя, конечно, отлучением пугать начнет, но ты стой твердо, не поддавайся. Может, дня два тебе здесь самому посидеть придется – пока итальяшка не уедет. Ничего, потом выпустим, не бойся.
– Да я и не боюсь… ваша милость.
– Ну вот то-то же.
Я отодвинул засов и вошел к узнику. Факел осветил нехитрое убранство камеры. Оказалось, что еретика и чернокнижника содержат достаточно сносно. На полу – свежая солома. На кровати – одеяло и даже подушка. На грубом деревянном столике – кувшин, пустая тарелка и недоеденный кусок хлеба.
Иммануил проснулся и сел на кровати. Веревки с него сняли еще в первый день.
– Доброй ночи, – сказал я. – Собирай вещи и пошли.
Следом за мной в помещение вошел барон Родриго. Пленник встретил его появление совершенно безразлично. На меня, впрочем, он тоже смотрел без всякого интереса.
– Ну, здравствуй, Иммануил, – сказал барон.
– Здравствуйте, барон.
– Сидишь?
– Сижу.
– А вот что, спрашивается, ты тут сидишь? Сказано же тебе – вставай и пошли.
Иммануил покачал головой:
– Я ни в чем не виновен. Зачем мне бежать?
– Дурак, если ты не уберешься отсюда, послезавтра тебя сожгут.
– Смерти нет, – сказал Иммануил, слегка улыбаясь.
– Вставай!
– Нет.
– Мощи Святого Мартина! Мы что, еще и уговаривать тебя должны?!
– Я никуда не пойду.
– Ну и подыхай тогда на костре! – рявкнул барон и вышел.
А я остался. Присел на краешек стола. Посмотрел на пленника. Смотреть ему прямо в глаза было по-прежнему трудно.
– Хватит дурить.
Он ничего не ответил.
– Что, в самом деле хочется сгореть заживо?
– Не хочется.
– Так в чем же дело?
– Видите ли, Андрэ, – Иммануил сложил руки на коленях, – каждый век имеет свою цену, свое положенное число жертв, необходимых для того, чтобы время могло двигаться дальше. Века – как голодные звери: каждый требует то, что положено ему. Если не дать веку то, что он хочет… – Он покачал головой. – Лучше все-таки дать. Потому что иначе…
– И вы вообразили себя такой жертвой? – перебил я его. – Так, что ли?
– Да, – сказал Иммануил совершенно серьезно. – Я – выкуп за это время и эту страну.
Я смотрел на него и молчал. Ну что тут еще можно было сказать? Я разговариваю с сумасшедшим. Мелькнула мысль: «Какого черта мы с ним вообще треплемся? Посадить в мешок, вывезти из замка…»
– Вряд ли у вас это получится, – заметил Иммануил.
– Это почему же?
– Например, потому, что я вам не позволю это сделать.
«Да кто тебя спрашивать будет?» – хотел спросить я, но прикусил язык, вспомнив, с кем разговариваю.
– Вы, уважаемый, лучше б свою чудотворческую силу на что-нибудь другое направили бы. Например, на то, чтобы отсюда выбраться.
Иммануил покачал головой:
– Пусть осуществится то, что должно осуществиться.
* * *
– …Итак, – провозгласил папский легат Пабло Верочелле. – Мы со всей тщательностью и вниманием рассмотрели это дело и пришли к мнению, что вина этого человека бесспорна. Он еретик, малефик и чернокнижник. Неоднократно во время следствия мы предлагали ему раскаяться в своих преступлениях, но, поскольку он с упорством отвергал милосердие Божие, мы признаем свое бессилие, отступаемся от него и передаем его в руки светской власти для того, чтобы та совершила над ним наказание, кое заслуживает этот человек. Со своей стороны, мы отлучаем его от Церкви и предаем проклятию как еретика и антихриста. Барон Родриго де Эро…
Но барон Родриго де Эро грохнул кулаком по столу:
– Не буду я его сжигать!
– Барон, я вновь вынужден напомнить вам о вашем долге! – строго произнес Верочелле.
– Да катитесь вы к дьяволу со своим долгом! Не чернокнижник он, ясно?! Мозги у него набекрень, это точно, но только такого человека обижать, это все равно… все равно что… – Барон на мгновение запнулся, не в силах подобрать подходящее сравнение. – Все равно что лошадь ни за что ни про что ударить!
