– Я избавила вас от необходимости делать мучительный выбор, это – привилегия и, порой, мука королевы.
– Но сейчас нет другого выхода. Даже у тебя, когда твоя дочь в Лавинии.
В мерцающем свете ламп Асканию показалось, что на лице дриады появилась трагическая решимость. Все-таки в ней было величие. До сих пор оно использовалось во зло. Но теперь?..
Она воздела руки, будто призывая своих людей молиться Кормящей Матери:
– Всегда есть выход, даже если это смерть!
Ее лицо стало совсем безжизненным, словно она слишком долго находилась вдали от дерева. Окутанная молчанием, она бессильно опустилась на колени. Асканий почти пожалел ее. Можно было подумать, она вот-вот потеряет сознание.
Оказалось, что в комнате есть еще одна дверь, скрытая в земляном полу, – деревянный круг на кожаных петлях. Волумна стала поднимать его, как поднимают крышку на бочке с вином. Асканий выхватил меч.
– Волумна, если ты попытаешься исчезнуть из этой комнаты, мои солдаты убьют тебя!
– Но это моя комната, – улыбнулась она, – и не я, а вы исчезнете отсюда, чтобы освободить место моим друзьям.
Зал стал наполняться кошмаром. Сотней кошмаров. Ядовитыми пауками. Подобно коварно надвигающемуся приливу, они появлялись из ямы, из недр земли, из лабиринтов, ведущих к Гадесу. Черный прилив, поднимающийся будто по зову луны, медленно, ритмично, неумолимо. Асканий принял меры против нападения пчел, отобрал у дриад ядовитые булавки. Но пауки – носители яда, обожаемые дриадами, покорные им, их домашние любимцы, вроде котов у троянцев, – такую угрозу был способен предвидеть и предотвратить лишь его отец.
Несомненно, в их янтарно поблескивающих челюстях, по-хрустывающих, как тонкие сухие ветки, колеблющиеся на ветру, оставалось еще немало яда. Они были даже красивы какой-то смертоносной красотой, в них чувствовалась сила природы, как в лаве, и повиновались они законам, неизвестным Асканию. Они несли смерть всякому, кто пытался их остановить, но делали это неосознанно. Не так, как те, кто повелевал ими.
Жизнь в комнате будто угасла. Нет, просто в ней становилось все темней и темней: один за другим задувались светильники. Это делали сидевшие рядом с ними дриады, а очаг был быстро накрыт медной крышкой. В меркнущем свете Асканий успел заметить удивление на лицах большинства собравшихся. Впервые у них не хватило времени придать им бесстрастное выражение. Он был уверен, что Волумна тщательно спланировала нападение, привела пауков из их гнезда под ее деревом и спрятала в пещере под Залом советов, но, похоже, не решилась поведать о своем плане всем дриадам. Тайну знали лишь те, в чьей преданности она не сомневалась даже после откровений о фавнах. Вряд ли могло утешить, что для большинства дриад предательство Волумны было неожиданным. Они по-прежнему оставались ее подданными, хозяевами наступавшего прилива, который шелестел по сухим листьям, как предвещавший бурю безобидный шум дождя.
Теперь видны были лишь светящиеся зеленые глаза. Черный прилив превратился в прекрасную звездную ночь, полную смерти. Вскоре она рассыплется у его ног на множество отдельных смертей. Он – царь, сын Энея. Он должен либо говорить, либо действовать, чтобы спасти своих людей. Сначала говорить, и лишь потом действовать – как это трудно для такого решительного человека, как он.
– Волумна, ты допустишь, чтобы твоя дочь умерла?
– Да, Асканий. Солдаты, которых ты оставил в Лавинии, могут прийти и уничтожить наши деревья. Но ты будешь уже мертв. Ты и твои люди, находящиеся в этой комнате, и многие из тех, кто придет мстить за тебя.
Дриады стали тихо и нежно посвистывать, как хозяйки, подзывающие своих любимцев. Прилив делился, распадался на части, пауки подползли совсем близко к его солдатам.
Во время первой атаки Аскания спасли глаза. Они застыли на месте и уставились прямо на него. Он слышал щелканье сжимающихся челюстей и с трудом разглядел в темноте восемь напружиненных лап, кривых и мохнатых. Паук готовился к роковому прыжку. Асканий знал, как уклониться от копья, увернуться от дротика, сейчас он спасся от самого страшного оружия. Он отпрыгнул в сторону с ловкостью воина, в детстве наблюдавшего, как сражается Ахилл, а подростком дравшегося бок о бок с отцом. Он ощутил, как по нему скользнули скрюченные лапы, услышал, как рядом с ним на листья шлепнулся паук, и стал неистово давить ногой там, откуда донесся звук. Даже сквозь кожаную подошву он почувствовал, как в предсмертных судорогах бьется мускулистое тело.
Голос Аскания загрохотал, как щит под ударами меча:
– Дриады! Ваша королева сказала, что всегда есть выход. Сейчас вы можете выбрать жизнь. Вы можете выбрать отцов для своих детей. Вы знаете, что фавны – вонючие дикари. Вы думаете, что и мои люди такие же. Но разве они смогли хотя бы приблизиться по жестокости и коварству к вашей королеве?
От наступившей тишины в комнате стало еще темней. Она не отозвалась звуками, как должна была, а окрасилась чернотой. Больше нечего было сказать, пришло время действовать.
Асканий не мог рубить мечом в темноте, он боялся поранить друзей и дриад. Оставалось лишь давить эту восьминогую смерть, целясь в глаза, холодные, немигающие глаза, которые нельзя было спрятать. Возможно, он погибнет, погибнет и большинство его солдат. «Кукушонок вырастет и станет мудрым царем. А Меллония? Что будет с ней, обреченной почти на бессмертие, запертой в своем дереве? На смену Белому Сну будет приходить зеленая весна (но не для нее); будут лететь годы, складываться в поколения (но не для нее). Отец не ошибся. Его любовь была обречена».
Изо всех концов комнаты в ответ на тихие нежные звуки надвигался кошмар, вот пауки уже окружают их…
Защищаясь от второй атаки, Асканий поднял щит и почувствовал, как тело ударилось об его острые бронзовые грани.
– Довольно лжи! – голос всегда хладнокровной Сегеты звучал страстно. – Почему мы должны умирать из-за глупого самолюбия жестокой старухи? Той, которая, не задумываясь, жертвует своей дочерью и всеми нами? Помогите мне зажечь светильники.
Оранжевые языки пламени взвились кверху, как только с почти потухших углей в очаге сняли крышку. Сегета взяла один из них маленькими медными щипцами.
В дрожащем свете появились коричневые стены и совсем не страшные корни, каждый светильник казался отдельной луной. Смертоносные звезды гасли в ночи.
– Кыш, кыш, – говорила Сегета, загоняя пауков обратно в их гнездо, остальные дриады помогали ей, мелодично насвистывая особым тонким свистом, означавшим, что паукам пора уходить. Казалось, будто земля вновь обрела власть над Подземным миром, жизнь победила смерть.
– Мы изберем новую королеву, Асканий.
Глава VI
Кукушонок вприпрыжку бежал по лесу к Лавинию. Он с легкостью перелетал через кучи листьев, виноградную лозу, корни и камни, почти не чувствуя их под своими длинными ногами. Он казался себе сильным, ловким и очень нужным: у него было важное поручение. Он нес послание, которое его мать передала Асканию: «Когда солнечная колесница промчится по небу, дриады придут к тебе, чтобы принести присягу на верность». Три дня назад она вышла из заточения, бледная, обессиленная, как после Белого Сна. А сегодня, провожая Кукушонка, светилась от счастья, будто из Ливии прилетели аисты, и дерево ее расцвело и покрылось птичьими гнездами.
