Почерпнуть что-нибудь существенное из всех этих шифровок пока не удавалось. Это были сплошные указания о встречах и проверках без конкретных фактов, имен и чинов. Складывалось впечатление, что Крайновски занимался не только «Морским ужом» и вообще был координатором некоей сети агентов, разбросанных по десятку портовых городов Северной Германии. Возможно, что наиболее важные сообщения шли другим путем или перевозились курьерами. Кроме всего прочего, Антон знал, что примерно в эти дни Гиммлер был более озабочен своими тайными переговорами с американцами в Швейцарии. Так что его интерес к секретам гросс-адмирала мог сильно поубавиться.
Анализируя принятые Веллером донесения, Антон сразу обратил внимание на постоянно присутствующие в конце каждого из них цифры. Как правило, это было двузначное число. Напрашивалось только одно логичное объяснение: подпись автора. Другими словами, каждому конкретному числу соответствовал определенный человек, пославший донесение. Эту догадку подтверждал разный характер сообщений, подписанных разными числами. Наиболее приказным и безапелляционным он был за номером 11, как если бы за этим числом скрывался большой начальник. Уж не сам ли Гиммлер?
Однако нужно же что-то предпринять, размышлял Антон. Если его миссия была как-то связана с «Морским ужом», то могла состоять лишь в одном — в срыве этого заговора. Но как можно сорвать заговор, если неизвестно, в чем его суть, кто во главе, да еще сидеть при этом взаперти?
И всё же однажды Антон взял тетрадь (после их возвращения из Дрездена Ротманн наконец-то принес ему толстую тетрадь и карандаши) и, забравшись под одеяла, стал усиленно морщить лоб, что-то корябая в ней и черкая. Минут через сорок он вылез из-под одеял и с удовлетворением вернул карандаш на место — в голубую вазочку на подоконнике.
Когда через два дня пришел Ротманн, Дворжак протянул ему переписанный набело листок со следующим текстом:
«Не ждите нас назад, мы уходим, чтобы не возвращаться.
Как шесть нибелунгов, мы опустим зазубренные мечи в ножны ради высшей цели.
И пусть звезды северных широт в последний раз отразятся от линз наших перископов.
Мы задраим тяжелые люки, и черные волны с шипением сомкнут свои руки над орлами наших боевых рубок.
Морскими ужами бесшумно скользнем мы в пучины, чтобы уйти туда, где нас ослепят вечные белые льды.
С нами копье, вырванное из беспомощных рук.
С нами сила и наша вера.
За нами — огонь и черные камни.
Руины — мертвым. Павшие флаги — руинам.
Забвение — слабым.
Лишь тот достоин славы, кто может начать всё сначала».
Прочитав стихи, Ротманн с сомнением посмотрел на Антона.
— Вы пьете таблетки, что я передал вам с фрау Каше?
— Как стихи?
— Стихи? Ах, эти. Так это стихи?
Антон вздохнул и поплелся на кухню ставить чайник и пить очередную пилюлю.
— Кому вы собираетесь их послать? — бросил ему вслед Ротманн.
— Никому конкретно. — Вернувшись в комнату, Антон завернулся в одеяло и сел в кресло. — Как по-вашему, если эта… этот… короче говоря, нечто подобное появится в одной из центральных немецких газет, что произойдет?
Ротманн снова взял листок в руки и еще раз перечитал.
— Нибелунги какие-то. Причем здесь нибелунги?
— Ну как вы не понимаете? — разгорячился Антон. — Нибелунги — это прежде всего обладатели несметных сокровищ, золота и всяких тайн вроде волшебного кольца. Это намек на то, что лодки уйдут не пустыми!
Ротманн пожал плечами.
— Черт его знает…
— Вот именно! — воскликнул Антон. — Раз мы не знаем, кто во главе заговора и к кому обратиться, нет ничего лучше открытого письма. Для всех это лишь неумелые стихи юного патриота, мечтавшего о море, но ставшего в результате бомбежки инвалидом. Кстати, доктор Геббельс любит такие истории. Он умеет делать из них конфетку. Но для посвященных это совсем другое. Они, кто бы они ни были и сколько бы их ни было, сразу поймут главное — тайна раскрыта. Я специально написал это в напыщенном стиле, присущем Гиммлеру. Все знают его слабость к пафосу и патетике, и посвященный сразу заподозрит, откуда ветер дует. Но и Гиммлер, прочитав здесь о копье, догадается, что какому-то третьему лицу всё известно не только об «уже», но и еще кое о чем.
— А причем тут юный патриот?
— Ну как «при чем»? Мы должны преподнести это как душещипательную историю. Во-первых, тогда гораздо выше шанс на опубликование, во-вторых, больше внимания и снисхождения к стихам у широкой публики. По-моему, здорово!
— Думаете, сработает? — Антон развел руками.
— Даже если публикация останется незамеченной, всё-таки посвященных мало, и газет они могут сейчас просто не читать, ее достаточно будет просто подбросить тому же Крайновски. Или засветить эту газету через Люта. Здесь же открытым текстом написано про все их планы. Я, конечно, только предполагаю про Антарктиду, но даже если ошибаюсь в деталях, то в основном всё-таки попадаю в цель.
— А что там с Антарктидой? Вы что-то раньше говорили…
— Немцы… то бишь ваши соотечественники и современники, застолбили там еще перед войной огромную территорию. Несколько самолетов люфтваффе набросали вымпелов на лед. Ее назвали Новой Швабией. По размерам она, между прочим, больше Германии. Потом те края посетило несколько экспедиций. Кстати, под эгидой Аненербе. Веллер наверняка что-то должен был слышать об этом. Говорят, они возили туда топливо, горно-проходческое оборудование, рабсилу, специалистов, продукты. Вроде как нашли там пещеры с теплым воздухом. Когда началась война и плавать по Атлантике открыто стало опасно, создали секретную флотилию подводных лодок «Конвой фюрера». Я читал, что в ней было аж тридцать-тридцать пять субмарин. Не знаю, насколько всё это соответствует действительности, но что Антарктидой очень интересовались — совершенно точно. Дениц даже как-то сказал, году, кажется, в сорок третьем: «Германский подводный флот гордится тем, что создал для фюрера на другом конце света неприступную крепость». Потом ходили слухи, что именно туда были вывезены реликвии, золото и какие-то секретные документы. Короче, что-то такое было. Как говорят у нас, нет дыма без огня.
— Ну хорошо, согласен, придумано неплохо. Но откуда такая уверенность, что это стихотворение возьмутся напечатать, да еще в центральной газете ?
— Вот тут-то и загвоздка. — Антон встал и начал прямо в деле расхаживать по комнате, напоминая римского сенатора. — Есть, правда, одна мысль, но…
— Ну, выкладывайте.
— Вы говорили, что у Веллера есть брат журналист. И, насколько я понял, он достаточно заметная фигура в своей среде.
— Вроде так. Только он живет в Берлине, и я не советую вводить еще одного человека в курс этого дела. Тем более, насколько я понял из разговоров с Амоном, это потомственный нацист. У него даже орден Крови в биографии.
