И тут забренчал ключ, и дверь отворилась. По тому, что охранник остался стоять снаружи, Антон понял, что ему пора выходить. Это было так неожиданно, что он не успел никак внутренне прореагировать. Ни обрадоваться, ни испугаться. Просто резко соскочил с лежака, накинул на плечи старую шинель и вышел.
В кабинете Ротманна его ждали двое. Сам штурмбанфюрер сидел за своим столом, а в кресле у стены, закинув ногу на ногу, дымил сигаретой небезызвестный уже Антону Юлинг. Когда охранник, приведший арестованного, был отпущен, Ротманн вышел в пустой предбанник (Курта не было) и, как в прошлый раз, запер наружную дверь. Вернувшись, он предложил Антону закуривать и устраиваться поудобнее.
— Вы по-прежнему утверждаете, что попали к нам из будущего, — спросил он, — или хотите что-нибудь добавить к своей легенде?
— К сожалению, мне ничего другого не остается, как придерживаться правды. А правда, господин штурмбаннфюрер, такова, что либо я сплю и никак не могу проснуться, либо я всё-таки из своего времени свалился к вам сюда.
— Ладно. Тогда мы вам тоже кое-что расскажем.
И Ротманн изложил совершенно ошарашенному Антону суть историй с Форманами, письмом своего брата и Рейнеке. О Шмице он умолчал. Его рассказ был краток и даже сух. Он не занял более пяти минут.
— У вас есть какие-нибудь соображения по этому поводу? — спросил он, закончив.
«Первое мое соображение, — подумал Антон, — состоит в том, что вся моя стройная гипотеза о копиях мирового фильма, похоже, летит к чертям. А жаль, красивая была теория».
— Ну, во всяком случае эти необычные явления, конечно, если их окончательно связывать со мной, пусть и косвенно, но подтверждают мою легенду. О себе я мог, конечно, придумать, о Роммеле — откуда-то узнать, но организовать то, что произошло с вашими знакомыми, я уж не мог бы никаким образом. Надеюсь, в этом вы со мной согласны?
Молчание.
— А вы всё мне рассказали? — спросил Антон, не дождавшись ответа. — Может, еще кто-нибудь заметил подобное?
— Во-первых, нам это неизвестно. Во-вторых, мы связываем происходящее с вашим появлением пока только в качестве предположения и думаем, что это коснулось лишь тех, кто с вами непосредственно общался. А таких, если вы, конечно, не встречались здесь с кем-то до момента вашего задержания полицией, очень немного.
— Хорошо. Но над всем этим необходимо подумать. Так сразу я вам ничего не скажу.
«Как будто я смогу сказать им что-нибудь путное потом», — усмехнулся про себя Антон.
— Вот что. Прикажите отвести меня в камеру на пару часов. Может быть, я что-нибудь… Хотя вы же не ждете от меня обстоятельных объяснений? Я всего лишь учитель немецкого языка, а не ученый футуролог. Только эти удивительные события вынуждают меня ломать голову над тем, что вообще может не иметь понятного нам объяснения.
— Что ж, тогда до завтра. Постарайтесь прийти к каким-нибудь выводам. Вы ведь из просвещенного будущего, и именно вы попали к нам, а не наоборот.
Ротманн пошел отпирать дверь. Крикнув охранника, он дал Антону пачку сигарет.
— А бумаги с карандашом вы мне не дадите ?
— Нет. Писать ничего не нужно, — ответил Ротманн. — Итак, я побеспокою вас завтра утром.
Утром Антон сидел в том же кабинете и в той же компании. Когда его привели, он поздоровался и чуть было не протянул руку своим старым знакомым. «Интересно, — думал он, — вот два эсэсовца. Хуже того — гестаповца. Один моложе меня лет на пять, другой вообще пацан. Но за их плечами война, кровь и смерть. Возможно, и их руки в крови, как говорится, по локоть. И в итоге именно я здесь пацан. Со всеми своими знаниями будущего. Не потому, что я арестованный, а они из тайной полиции. Просто они здесь, в этом мире, хозяева, а я — свалившийся к ним с верхнего этажа придурок».
— Ну, вы что-нибудь придумали? — спросил Ротманн.
Антон смущенно пожал плечами и стал рассказывать им свою новую теорию. Он назвал ее «теорией хронологических возмущений».
— Я расскажу вам свои мысли по этому поводу. Прервете, когда вам надоест.
— Не стесняйтесь. Больше нам спросить всё равно некого, — неожиданно подбодрил его Юлинг.
— Что ж, начну с того, что все писатели-фантасты, касавшиеся темы перемещений во времени, а именно в прошлое, обыгрывали всегда коллизии, связанные с неизбежным в таких случаях противоречием. Кто-то вторгся в прошлое и, воздействуя на него, направляет развитие события по иному руслу. От него, этого возмутителя, идет в будущее нечто вроде шлейфа несоответствий. Они порождают неразрешимые парадоксы вроде известного и избитого парадокса с внуком и дедушкой. Внук, сместившись в прошлое лет на 70 или 100, встречает там своего родного деда и убивает его. Тем самым он лишает возможности появления на свет своей матери или отца, а значит, и себя самого. Но всегда было принято считать, что все действия такого возмутителя отражаются лишь на будущем. На последующих событиях. У нас же с вами получается несколько иная картина. Мое появление здесь, если, конечно, именно оно явилось причиной тех странностей, о которых вы говорили вчера, не успев еще повлиять на будущее, оказало некие возмущающие действия на прошлое. — Антон попросил стакан воды и продолжил: — Мне ничего не оставалось, как просто начать сочинять принципы некоей «теории хронологических возмущений». Так я назвал ее для себя, просто для удобства обсуждения.
Так вот. Суть ее в том, что возмутитель прошлого, а это может быть не только человек, но и любой предмет, вызывает немедленное возмущение, направленное, если хотите, во все стороны. Не только вперед по ходу времени, но и назад. От него, как от вибрирующего поплавка на глади воды, расходятся круги возмущения. И главными возмущающими факторами являются контрабандная информация и незаконное действие. Контрабандные и незаконные с точки зрения времени. Сам вид возмутителя — уже есть хронологическая контрабанда, поскольку является незаконной зрительной информацией. Одно только мое появление на улице вашего города должно было дать рябь на спокойной глади озера вашего времени. Когда меня увидел тот первый полицейский, произошел акт получения хроноконтрабанды. Он увидел то, что согласно причинно-следственному закону — главному закону этого мира — видеть не должен. Потому что я еще не родился. Меня для этого мира нет. Я не берусь судить, какая степень возмущения была инициирована в тот момент, но почти уверен, что не нулевая. — Антон перевел дух и отметил, что эсэсовцы внимательно слушают его. Он продолжил: — Когда же он заговорил со мной, поток контрабандной информации — давайте назовем его для краткости бета-потоком — резко увеличился. Волны возмущения стали мощнее, но каково было их действие, я, конечно же, не знаю. Потом они увидели содержимое моих карманов. А как я уже говорил, один вид предмета, например простой монеты из будущего, уже дает маленький бета-поток. Возможно, он настолько мал, что его последствий никто и никогда не заметит. Хотя я считаю, что здесь всё не так просто. Многое должно зависеть от тех условий, куда попадет та же монета. Одно дело, когда на нее, слегка удивившись, посмотрит полицейский и, бросив затем в стол, забудет, и совсем другое, если она попадется на глаза ученому нумизмату, который станет над ней ломать голову, да еще привлечет своих коллег. Если же монета, оказавшись вдруг в прошлом, закатится, к примеру, в какую-нибудь щель и будет там лежать, никому не попадаясь на глаза, то, возможно, ее бета-поток и вовсе будет нулевым.
