Книга Диомед, сын Тидея. Книга 2. Вернусь не я, страница 55. Автор книги Андрей Валентинов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Диомед, сын Тидея. Книга 2. Вернусь не я»

Cтраница 55

Ох, и обрадовался же Капанид-басилей! По плечу меня лапищей хлопнул (ой!), унесся куда-то южным Зефиром. А вечером...


– Слушайте, слушайте! Слушайте – и не говорите, что не слышали! Богоравный Сфенел, сын Капанея Исполина, басилей Аргоса, зовет всех на пир в честь славного Дня Миртовой Ветви, что вручил в давние годы владыке Бианту Амифаониду сам Зевс Трехглазый! Слушайте, слушайте!..


– Тидид! А кто такой, этот Биант?

– Какая разница, Одиссей? Ты посмотри-ка!..

И действительно – есть на что. Золотом-серебром горит лагерная площадь, горит, пылает. Алые фаросы, шитые жемчугом кипрские плащи, старинные критские накидки. И венцы, венцы, венцы!

Приоделись мужи ахейские, перья встопорщили. Пир на весь мир задает богоравный басилей Аргоса! Все пришли, все поспешили – людей посмотреть, себя показать...

...И у каждого в глазах мысль мышью пойманной бьется: не в последний ли раз пируем? Так хоть погуляем на посошок, потешим душеньку, покричим-поорем, чтобы не в Трое – на Олимпе услыхали! Мы еще живы! Мы еще живы!! Мы еще живы!!!

МЫ ЖИВЫ!!!

– Гляди-ка, Аякс!..

– Ого!

И в самом деле – «ого!» Напялил бычок-Теламонид не венец – митру золотую, каменьями усаженную. Вознес нос до небес – зрите, человеки, зрите, мужи ахейские, нет такой у вас, а у меня – есть!

С кого только снял, интересно?

Но и остальные не хуже. Кому гривна золотая шею тянет, кто серьги бесценные нацепил (до пояса серьги!), кто прямо в панцире, жаром горящем, пришел, кто...

А Зевс-Агамемнон где? Где вождь наш верховнопьяный? Все там же, видать, с амфорой самосского в обнимку. Он даже амазонок проспал. Зато все остальные здесь. Павлинами вышагивают, павлинами красуются.

Зрите! Зрите! Пируют богоравные!

– А молодец Сфенел, правда, Тидид? Самое время встряхнуться, а то такие поганые дни были...

– Не то слово!

Капанид, конечно, молодец, да только не для поднятия духа он все это затеял. Чую, ох, чую: иное у репконосого на душе...

А рабы проворные уже в чаши вино разливают – тяжелое, красное, от крови не отличить. Снимают с вертелов туши бараньи, заливают шипящим жиром ковры драгоценные, прямо на землю брошенные... Видишь, Танат, видишь, Жестокосердный? Мы здесь, пьем-едим, пленниц обнимаем-тискаем – назло ТЕБЕ, проклятый!

– Жалко...

– Что жалко? Что перепьемся?

Не ответил Одиссей Лаэртид, отвернулся. Наконец, дрогнули широкие плечи.

– Их жалко. Нас... Мы не вернемся, Тидид!

Холод Тартара был в его голосе.

– Мы или погибнем, как люди – или станем нелюдями. Станем – и тоже погибнем, Диомед! Мы даже не на шаг, даже не на волос – ближе...

Померкло золото венцов, подернулись серым туманом бесценные наряды. Пируют тени в Аиде...

– Ты видел, как сражается Лигерон? Люди так НЕ МОГУТ! Он убивает всех, кто рядом – своих, чужих, а мы даже не удивляемся! Мы привыкли! А завтра он вознесется по воздуху на троянскую стену... Ты знаешь, что будет когда бог-безумец Лигерон войдет в наш Номос?

– Брось!..

Я заставил себя не слушать, забыть. Лучше просто хлебнуть из чаши неразбавленного, вгрызться зубами в хрустящую мясную корочку.

Да, а где же богоравный Сфенел? Запаздывает что-то!

– Не брошу, Диомед! – тяжелый шепот настигал, давил, лишал силы. – Не брошу! Ты не видишь себя со стороны, никто себя не видит, даже я. Хочешь, я подойду к Скейским воротам и прикажу им открыться? Знаешь, что будет?

– Не хочу знать, Лаэртид...

Не хочу – но знаю. Уже знаю. Бог Одиссей возьмет Трою – КАК БОГ. Наступит пятой, обернется, весело тряхнет золотом кудрей, протянет руку к Олимпу... Гекатомба кончится. Начнется Титаномахия.

Армагеддон Номоса – Последняя Битва нашего мира.

– Мы должны успеть, Тидид! Успеть взять Трою, КАК ЛЮДИ! Или умереть – людьми!..

Закрыл я глаза... Хватит! Не хочу думать – хотя бы сегодня!.. Растянул губы в усмешке, пролил вино на хитон...

– А-а-а-а-ах!!!

Единым вздохом ахнули богоравные, узрев Сфенела Капанида. И не хеттийский чудо-плащ был тому причиной (из Хаттусы, из дворца Суппилулиумаса плащ!), не пурпурные тирские сандалии.

...Она шла рядом – высокая, статная, с надменной улыбкой на прекрасном лице. Золото горело на руках, золото пылало на шее, в волосах, на тонких пальцах...

Богиня!

Вот, значит, кого Сфенел в шатре прятал!

– Елена! Чистая Елена! – брякнул кто-то в упавшей с небес тишине.

Елена? Я усмехнулся. Нет, не похожа, ничуть! Прекрасная была... прекрасна. Как утро. Как солнце. Как жизнь. А рядом с моим другом шла золотая Астарта из аскалонского храма, драгоценный идол, сверкающий кумир. Мертвый красивый металл, безжизненная совершенная плоть... Или это я уже завидовать начал?

Огляделся друг Капанид, приосанился. Оценили, мол, богоравные?

Оценили!

Улыбнулся репконосый, руку поднял.

– Радуйтесь! В этот день, в вашем присутствии, перед ликом богов, я Сфенел, сын Капанея, басилей Аргоса Неприступного, заявляю, что беру эту женщину в жены, дабы вошла она в дом мой, как хозяйка...

Вот тут-то я и одурел окончательно!


– Ты, понимаешь, ванакт – ходют! Ищем, сторожим, глаз не смыкаем – ходют. И все у твоего шатра, Диомед-родич! Не чужак это, свой это, из наших! А если из наших, почему зверем крадется, почему к тебе подбирается, а?

АНТИСТРОФА-I

Амазонки вернулись.

Не ночью – среди белого дня, когда мы вновь прогнали троянцев за все тот же проклятый Скамандр. Гибель Гектора все-таки сослужила нам службу: многие союзники покинули Приама, разуверившись в победе. И теперь уже не бессчетные толпища шли нам навстречу каждое утро. Бить врага стало легче, а чернобородые куреты уже перекрыли-перерезали горные дороги, разгромив тех, кто прятался на Идских склонах. Еще чуть-чуть – и начнет задыхаться Крепкостенная, станет делить каждую лепешку, каждый кусок мяса. Еще совсем немного...

Амазонки не ушли.

Остались.

– Пентесилая-я-я! Месть! Месть! Ме-е-е-есть!

Многоголосый женский крик по всему полю. Коренастые широкоплечие всадницы, забыв обо всем, неслись на наши фаланги, на стену копий.

– Пентесилая-я-я-я-я!

Пентесилая – царица, убитая Лигероном в ночном бою. Та, чей шлем приглянулся дядюшке Терситу...

Они мстили. Не думая, не рассуждая, по-звериному. Пчела-матка погибла, и остальным осталось только одно: умереть, захлебнувшись кровью – вражеской и своей.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация