– Да как же мы вернемся? Это через Океан-то?
– Был Океан – да весь высох! Вернемся! По земле родимой потопаем, понюхаем ее...
– Винца выпьем!..
– Не-е, винцо здешнее получше будет. А вот девочку прижать, чтобы запищала по-нашему, по-ахейски!..
– Какие девочки, пень ты амбракийский? Сказано же: на Итаку плывем, басилиссу Пенелопу выручать. Будешь там коз прижимать до полного писка!
– От пня амбракийского слышу! Ты чего, Диомеда Собаку не знаешь? Нужна ему эта Пенелопа! Он просто хочет Итаку захватить, чтобы всем морем-Океаном править. А потом и до Аргоса доберется...
– Аргос! Да какой к ламии Аргос, пень ты!..
– Сам ты пень!
– Радуйся, родина наша далекая!
Хей-я! Хей-я!
Радуйся, Аргос, богами хранимый!
Хей-я! Хей-я!
Днем о тебе вспоминается сладко!
Хей-я! Хей-я!
Ночью лишь ты нам, отечество, снишься!
Хей-я! Хей-я!
– Слышишь, как они радуются, Тидид? Они еще не знают...
– Узнают. Скоро...
* * *
Стыдно признаться, но об Одиссее, коему всей душой помогать решил, я через пару дней успел подзабыть. Не до рыжего мне было. Да и нам всем тоже. Даже Итака, в честь которой мы назвали наш план, стала существовать как-то отдельно от Лаэртида. И без того хорош остров. Например, в узком проливе между Итакой и Кефаленией можно спрятать десяток пентеконтер – до поры, до времени. В общем, подзабыли мы о Любимчике. А напрасно!
Вначале не увидели – услышали.
– Держи! Держи дурака! Уйдет!
Давно уже Калхант-боговидец так не орал!
– Уйдет! Утонет! Бо-о-о-о!..
Кричали у самой пристани. К счастью мы с Идоменеем были как раз поблизости – все у тех же пентеконтер, которые мы прятать собрались..
– Лови-и-и!
Одиссей Лаэртид был бос и наг. Одиссей Лаэртид нас не слышал. Одиссей Лаэртид нас не видел. Всех остальных, впрочем, тоже. Скрутить мы его смогли только когда подоспел Протесилай.
...Я так и не понял, откуда они все тут появились. Болтали потом, будто Любимчик из-под земли выскочил – с Калахантом и Протесилаем подмышкой. Из-под земли – или из облачка туманного. Я бы не удивился. И даже если бы узнал, что Лаэртид так через всю Италию босым пробежал – тоже бы не удивился.
– Убью! Убью!
Ну, скрутили. Ну, водичкой побрызгали.
– Убью! Всех убью!
Поглядел я на это горе рыжее...
– Кого убьешь, Лаэртид?
– Вас всех! Пустите! Мне плыть надо! На Итаку!..
И тут только я понял. Для Одиссея все это было всерьез: и женихи, и его соломенная вдовушка. Перестарался Подалирий со своей «психологией». Услыхал новости Любимчик – и на Итаку побежал – босым. Оно бы и посочувствовать парню стоило, да только, как по мне, странно это. Где ж ты раньше был? целовался с кем?
Ничего мы рыжему не рассказали – не до того ему теперь. Пообещали только, что назавтра всем войском пойдем Пенелопу выручать. Моргнул Лаэртид, удивиться изволил:
– Вы чего, ребята? Вернуться решили?
– Нет, рыжий, – вздохнул я. – Это ты возвращаешься. А мы так, за компанию. С тобой.
Родина звала своих мертвецов.
– ...Мои аргивяне! Мои товарищи и союзники! Гробница доблестных – вся земля. Но сейчас пришла пора нам встать из гробниц. Наша родина, наша Эллада, в смертельной опасности. Несколько дней назад мы получили весть, что дорийцы, северные варвары, захватили Афины, сжигают Беотию и Фокиду, прорвали укрепления на Истме и сейчас уже подходят к Микенам. Войска ванакта микенского разбиты. Вождь дорийцев, Гилл Гераклид, поклялся, что не пощадит ни одного города, ни одного эллина...
– А почему дорийцы?
– За ними будущее, дядя Диомед! Ахейцы – закат, они – восход.
Красиво говорит Гилл, сын Геракла. Заслушаешься!
– Да ты, дядя, на города наши посмотри! Ну, Калидон, ладно, маленький он. А Микены, а Спарта, да и Аргос? Басилеи и даматы с теретами в сидонских фаросах и критских накидках разгуливают, благовониями натираются, а люди в землянках живут, как звери!
– А мы все возьмем, а мы все поделим, – смеюсь я. – Тебе пол-фароса, мне пол-накидки.
– Да не делить надо! – горячится Гилл. – Просто люди не должны голодать, потому что тогда страна слабеет, ее кто угодно голыми руками возьмет! Кто такую страну защищать станет? Басилей на колеснице один, а у пастухов только палки и топоры каменные! У дорийцев – добычу поровну делят. У дорийцев голодных нет, у них соплеменников не обращают в рабство, не продают за море. И еще у них – железо. Представляешь, дядя Диомед, железные мечи! А их дикарями считают!
Горячится Гилл, сын великого Геракла, стучит-скрипит старая колесница. Далеко стук слышен!
– Меня отец с детства к ним посылал, к дорийцам. Говорит, учись у них, своим там стань. Меня уже и во фратрию приняли, и в святилище пускают. Они отца очень любят!
Нет мира в Ахайе! Аргос против Фив, Микены против Аргоса, Мегары против Афин...
...А на севере дорийцы с железными мечами. Да не сами – с сыном Геракла Амфитрионида. Вот возьмут, и выберут через пару лет Гераклида вождем. И что тогда? Тут уже не о микенском престоле речь пойдет!
Ты был прав, Гилл, сын дяди Геракла, мой бывший брат. Мы, ахейцы – закат. Но за нами, последними, не восход, за нами – безвидная тьма, черная ночь.
Ты – ночь, Гилл Дориец!
– ...Аргивяне! Друзья! Мы будем воевать не за добычу, не за власть. Если дорийцы победят, никому уже не будет нужна добыча. Эллада сама станет добычей – под варварской пятой, под чужой властью!..
– ...Веди нас, Диомед! Веди нас, ванакт! Эллада! Эллада! Эллада!..
– ...По местам стоять, якоря выбрать, гистоны и долоны поднять, весла на воду!..
– Вспомним Скамандра желтые воды!
Жетые воды – красные воды.
Меди троянской блеск нестерпимый.
Мы не вернулись!
Мы не вернулись!
У Ройтейона нас убивали.
В травах Фимбрийских нас хоронили.
Пепел наш смешан с пылью Троады.
Только мы встанем!
Только мы встанем!
Жди нас, Ахайя, жди нас, Эллада!
Мертвых детей, о тебе не забывших.
Ты позови – мы придем из Аида!
Вместе мы живы!
Вместе мы живы!
Мертвецы возвращались из-под Трои. И сладкой была для нас первая горсть родной земли.
* * *
– Э-э, Диомед, сынок! Радуйся, Диомед, сынок!
– Дядя Андремон! Дядя Андремон!
