Плевронское поле, сотни костров, знакомое ржание невысоких гривастых коней, знакомый бронзовый клич:
– Кур-р-р-р-р! Кур-р-р-р-р!
– Дай хоть посмотрю на тебя, дядя!
...Эх! Постарел ты, Андремон, басилей Куретии Заречной. Седой уже весь!
– Брат Диомед! Ты что, из Океана вынырнул, брат Диомед? Ну, радуйся, брат!
А вот Фоасу – хоть бы хны. Лишь борода еще длиннее стала. И чернее. Да вот только...
– А это кто?
Хмурый, неулыбчивый, с первым мальчишеским пушком над губой. Поглядел на меня, насупился:
– Я Агелай, сын Фоаса, басилея Этолии Калидонской. А тебя я знаю! Ты Диомед Тидид, наш бывший кровник!
Покосился я на родичей-куретов. Ну и воспитали же орла! Развели они руками: сам воспитался, мол.
А на поле Плевронское со всех сторон народ валом валит. Уже и места не осталось, возле реки шатры ставят.
– Вся Этолия собралась, Диомед-родич. Теперь ты снова койрат!
А над огромным полем, над конскими спинами, над бронзовыми шлемами, над остриями копий, над дымом костров:
– Кур-р-р-р-р-р-р!
Веди нас, койрат! Веди!
– Фивы еще держатся, Тидид. Ты будешь там через три дня, молнией прилетишь, ветром прилетишь.
– Нет, Фоас...
– Э-э, брат Диомед! Что говоришь, Диомед-родич? Там же братья Ферсандра! Твой род, твоя кровь!..
– Нет, Фоас. Под Фивы пойду не я – ты пойдешь. Дорийцы уверены, что уже победили, сейчас они разбежались по Беотии, грабят, жгут...
– Всех зарежем, всех передушим! А ты, брат Диомед?
– Ну, ты же меня знаешь, Фоас!
– Ай, знаю! Хитрый ты, брат! Настоящий курет! Всех обманул, всех вокруг пальца обвел. Говорили, ты на Итаку собрался, на свадьбу Пенелопы-басилиссы...
– Невелика хитрость, брат Фоас. Выиграли дня три – не больше. По крайней мере, смогли переправить войско. А сейчас мне нужны гиппагоги. Знаешь, такие большие корабли, чтобы лошадей перевозить.
– Э-э-э-э-э-э!..
«Диомеду Тидиду от Менелая Атрида, басилея Спарты.
Я болен. Мои спартанцы здоровы. Куда им идти, Диомед?»
«Диомеду, сыну Тидея, от Промаха Партенопида, басилея тиринфского.
Сфенел Капанид договорился с дорийцами. Могу пропустить твои войска через Тиринф. Больше ничего сделать нельзя.»
«От Эхея, басилея Тегеи – великому воителю Диомеду, сыну Тидея.
Богоравный Диомед! Враги у моего города. Скажи, что ты придешь на выручку, и мы будем сражаться сто лет.»
«Нестор, сын Нелея, басилей Пилоса – Диомеду, сыну Тидея, воеводе Великого Войска.
У меня осталось мало сыновей и мало воинов. Гиппагог нет ни одной. Если дорийцы подойдут к Пилосу, город откроет ворота. Поспеши!»
«Гилл, сын Великого Геракла, вождь непобедимых дорийцев – Диомеду, сыну Тидея.
Убирайся, откуда пришел, заморский заброда!»
«От Теламона, сына Аякса, басилея Саламина – богоравному герою Диомеду, сыну Тидея.
Мои корабли не поспеют к сроку...»
* * *
Из мегарона все еще уносили трупы. Там пахло кровью и мясом. А здесь, на темной террасе, дышал прохладой ночной ветер. Даже не верилось, что Смерть так близко.
– У меня вино осталось, – заговорила тьма. – Кислое, правда. Хочешь?
– Хочу, – вздохнул я. – Не спишь, Лаэртид?
На Итаку все-таки пришлось заглянуть. Благо, совсем близко – час на кимбе от Астака Акарнанского. Война не ждет, да только совесть замучила. Ведь у рыжего – своя война. Что ему дорийцы?
...И корабли! Мне так нужны корабли – здесь, на западном побережье! Сейчас!
В мою руку мягко ткнулся кувшин. Я отхлебнул прямо из горла.
– Всех победил?
– Да вот... – глухо откликается тьма.
– Ну и ладно. Бывает.
Помощь Любимчику не понадобилась. Искаженные последней мукой рты убитых мальчишек беззвучно славили Героя Одиссея. Кровавое вышло сватовство у Пенелопы, дочери Икария! За все отомстил женихам Лучник. А я-то думал, что все кончится извинениями и пеней за съеденных баранов! Выкупом, ползанием на коленях, на брюхе. Дракой – в худшем случае.
...Хоть бы он им морды набил, что ли? Афедроны до крови надрал? Ведь сопляки же они еще, меч в руках держать не умеют! Не умели, то есть...
Не понимаю!
Надо было спешить, надо было говорить о кораблях, о десяти гиппагогах, которые следовало срочно перебросить в Калидонский залив. Иначе моим аргивянам не успеть, и куретам не успеть, дорийцы уже возле Тегеи, в самом сердце Пелопоннеса. Да только услышит ли меня Любимчик? Плохо хлебать неразбавленное вино. А неразбавленную кровь – еще хуже. Захлебнуться недолго.
– У тебя хорошо, рыжий. Виноград, оливы. Тихо. Только море шумит. Хорошая жена, хороший дом – что еще нужно, чтобы мирно встретить старость?
– Ага... – равнодушно отозвалась тьма. – Только я еще... еще не вернулся.
...Мертвецы, наскоро укрытые старой дерюгой, кажется, другого мнения на этот счет!
– Мне нужны корабли, Лаэртид. Гиппагоги. Все, которые есть.
– Ага... Завтра скажу – будут.
Даже не спросил, зачем. Не до того рыжему – возвращается он. Сколько же еще мальчишек ему требуется перерезать? Родичей, соседей? Рано я забыл Паламеда Эвбейца! И все остальное – тоже рано. Поистине богоравен ты, Одиссей, сын Лаэрта. Тебе тоже была нужна твоя Гекатомба!
Я – не лучше рыжего. Не добрее, не честнее. Я тоже в крови по уши, по самую макушку!..
...Но если бы на пороге Новых Палат Аргоса лежал труп Комета Сфенелида, мальчика, полюбившего Айгиалу, смог бы я вот так сидеть и винцо прихлебывать?
Ну, у этого мальчиков кровавых в глазах точно нет!
– Что, снова мы вдвоем, Любимчик? Ночью, с глазу на глаз, как тогда, под Троей? Может быть, мне опять попробовать убить тебя?..
– Давай! – все так же равнодушно отозвался он. – Я и так себе построю гробницу... кенотаф. Тебе нужны корабли? Что-то случилось?
Отвечать я не стал. Еще несколько слов – и кенотафом бы не обошлось. Тогда, под Троей, я не смог ударить в спину. Но теперь мы сидели лицом к лицу.
Тьма – к тьме.
– Корабли отправишь в Калидонский залив, там, где переправа в Аркадию... Все, мне пора.
Я встал – в ноздри ударил запах крови. Даже здесь уже слышно... Возвращайся, Любимчик! Дома тебе рады будут!
– Тидид! Погоди, Тидид!..
Дернулась черная тень, приподнялась...
