Мы не располагаем прямыми данными о существовании Аирейской Плащаницы в дни Жоффруа I, и у нас есть целый ряд причин сомневаться, что она могла быть выставлена в 1355 г.
Строителем церкви в Лирее был Жоффруа-старший, и в оригинале дарственной грамоты от 1353 г. (которая тоже сохранилась до наших дней) в числе прочих реликвий храма нет никакого упоминания о Плащанице. Церковь была освящена 1356 г. епископом Генрихом Пуатье (в сохранившемся акте освящения опять-таки нет упоминаний о Плащанице)
[25]
, что представлялось бы более чем странным, если бы Пуатье годом раньше действительно преподнёс каноникам столь бесценную святыню. Однако упоминаемая в донесении д'Арси дата («тридцать четыре года назад или около того») является недостаточно конкретной. На самом деле Жоффруа I был убит в сражении менее чем через четыре месяца после обряда освящения церкви, геройски погибнув в битве при Пуатье, заслонив своим телом короля Иоанна II от удара английского копья. За эти месяцы доблестный воин просто не имел возможности подарить Плащаницу вновь освящённой церкви, и за столь короткое время не могла возникнуть традиция паломничества к реликвии. Некоторые в этой связи высказывали предположение, что это могла сделать его вдова, Жанна де Верги, которая, столкнувшись после смерти супруга с серьёзными материальными трудностями, могла впервые выставить Плащаницу для всеобщего поклонения, чтобы пополнить свою казну, несмотря на то, что сам Жоффруа предпочитал хранить святыню в секрете. Это позволяет определить примерную дату публичной демонстрации реликвии – 1357 или 1358 г.
[26]
Единственным независимым свидетельством того, что Плащаница действительно выставлялась в Лирее во времена Жоффруа I, является нечто вроде медальона паломника, извлечённого в 1855 г. со дна Сены и хранящегося сегодня в музее Клюни в Париже. На медальоне сохранилось изображение, напоминающее Плащаницу. Точную дату находки установить невозможно, но, поскольку на медальоне присутствуют гербы семейств де Шарне и де Верги (которые тогда только что породнились благодаря брачному союзу Жоффруа I и Жанны), было высказано предположение, что найденный медальон принадлежал одному из первых пилигримов, совершивших паломничество в Лирей, чтобы увидеть Плащаницу.
Тем не менее на всём протяжении исторического диспута ни Жоффруа I, ни Жоффруа II не упоминали – во всяком случае, в письменной форме, – каким образом Плащаница могла оказаться собственностью их рода. Как могла эта бесценная реликвия попасть к ним в руки? Если она была своего рода военным трофеем, вполне резонно было бы ожидать, что они гордились бы столь ценной добычей и похвалялись ею. Если они выкупили её или выиграли в какую-нибудь игру, они вправе были бы ожидать поздравлений, по крайней мере – за свою удачливость. Даже если род де Шарне превратил скромность в своего рода фетиш – а у нас нет никаких оснований предполагать это, – можно не сомневаться, что де Шарне сделали бы всё возможное, чтобы очистить свои имена от обвинения в мошенничестве, выдвинутого против них д'Арси и Генрихом Пуатье. Но существование Плащаницы окружено полным молчанием. Создаётся впечатление, что владельцы попросту нашли реликвию на чердаке или же создали её благодаря трудам не слишком щепетильного в средствах художника, вероятность чего время от времени высказывалась в последующие века.
После того как папа своим эдиктом заставил епископа молчать под угрозой отлучения, Жоффруа II продолжал публично выставлять Плащаницу в Лирее (хотя и как всего лишь «подобие или изображение» настоящей Плащаницы) вплоть до самой своей кончины в 1398 г., после чего реликвию унаследовала его дочь, Маргарет. Она дважды выходила замуж и дважды оставалась вдовой. Её первый супруг пал в битве при Ажинкуре, после чего на ней женился богатый и могущественный Гумберт де Вильерсексель (в числе титулов которого был владетель Сен-Ипполит-сюр-Ду и граф де ля Роше). Маргарет осталась бездетной.
В 1418 г. Маргарет и Гумберт перенесли Плащаницу из Лирейской церкви, по-видимому из соображений безопасности, в смутные времена, наступившие после победы англичан в битве при Ажинкуре, что навлекло на синьоров гнев каноников, давно привыкших считать реликвию своей собственностью. Вплоть до 1449 г. реликвия хранилась в капелле во владении Гумберта в Сен-Ипполит-сюр-Ду в районе Франш-Комте, где святыня ежегодно выставлялась для поклонения.
В 1438 г. Гумберт скончался, и одиннадцать лет спустя Маргарет увезла святыню в Льеж. Местный епископ назначил двух профессоров для изучения Плащаницы, и те пришли к выводу, что это – подделка. Спустя три года реликвия была возвращена во Францию, в Жермоль. Принято считать, что на перевозке реликвии настояла сама Маргарет, которая, несмотря на свои семьдесят и старческую болезненность, стремилась найти более надёжное прибежище для семейного сокровища. В конце концов, Маргарет была последней в своём роде. Впрочем, это всего лишь предположения.
Наконец примерно около 1464 г. она решила передать Плащаницу богатому дому герцогов Савойских, во главе которого тогда стояли Людовик и его жена Анна де Лузиньян, тогдашняя королева Иерусалима, в обмен на замок и крупное земельное владение. Наконец, предполагаемая сделка по обмену плащаницы состоялась, ибо продажа священной реликвии христианами христианам считалась бы делом нечестивым, однако мы не располагаем документальными подтверждениями факта этого грандиозного бартера. (Что касается земельного владения, то оно могло быть простым даром, поскольку второй супруг Маргарет был известен своими тесными связями с Савойским домом.)
Но действительно ли Маргарет полагала, что величайшая реликвия должна иметь подобающее пристанище? А если да, означает ли это само по себе, что она считала её подлинной? Или же она просто решила избавиться от неё, когда бремя старости стало особенно тягостным? Этого мы никогда не узнаем, но все действия людей, которым история судила стать хранителями Плащаницы, подвергались – и ещё не раз будут подвергаться – всевозможным пересудам и кривотолкам в зависимости от убеждений и интересов интерпретатора. История знает немало примеров подобного рода.
Так, например, в обширной литературе сторонников подлинности реликвии следующие владельцы Плащаницы – Людовик, герцог Савойский, и его супруга Анна – обычно описываются как люди исключительно набожные, благочестивые и благородные. Авторы подчёркивают особую духовность личности Анны. Причиной столь некритического взгляда на августейших персон является всего-навсего тот факт, что они любили окружать себя монахами и клириками. Историки, однако, не столь доверчивы и, естественно, не так наивны. По их мнению, Людовик был слабым человеком, полностью находившимся под влиянием своей властной и энергичной супруги. Так, один из комментаторов заходит настолько далеко, что называет Анну «злым гением» Савойского дома. «Британская энциклопедия» изображает Людовика как человека «безвольного, неспособного и находящегося под влиянием жены», а сиенский поэт и дипломат Эней Сильвий писал, что Анна «женщина, которая была не в силах уклониться от брака с мужчиной, неспособным повелевать».
