Более никаких важных решений в тот день принято не было. Никто не был готов нарушить те границы, которые определил им фюрер. Все должно было оставаться в точности таким, «как желал это видеть фюрер» и как должен он был это обнаружить по своему выздоровлению.
И вот этот момент, хотя и вполне предсказуем, был решающим. Потому что это давало армии carte blanche
[7]
на Востоке — то, чего фюрер никогда бы не сделал. Конечно, никто не знает в точности, что в итоге решил бы фюрер после совещания с Боком, Готом и Гудерианом в Новом Борисове. Позже, в припадке гнева, он сказал Браухичу, что он сначала взял бы Киев, прежде чем возобновить наступление на Москву. В этом случае, заявил Гитлер, Советский Союз был бы поставлен на колени уже к концу ноября. Но, возможно, это, как и иные вспышки Гитлера, было всего лишь ретроспективной оценкой событий, спонтанно возникавших в его воспаленном мозгу. Полковник Шмундт, адъютант Гитлера, и генерал Йодль позже говорили, что Гитлер на самом деле намеревался сначала разобраться с Киевом. Если это так, то авиакатастрофа в Растенбурге полностью изменила ход войны, равно, как и ее итог.
5 августа, получивший повышение Йодль, благоразумно умолчал о намерениях своего главнокомандующего, находившегося в коме. Причина была проста: он был согласен с Браухичем, Гальдером, Боком, Гудерианом, Готом и вообще со всеми, чье мнение имело хоть какое-нибудь значение, что Москва является первостепенной целью для армии на Восточном фронте. Когда генералы из группы армий «Центр» заявили, что Гитлер не принял никакого решения перед тем, как покинуть Новый Борисов, Йодль не стал с ними спорить. Он просто заявил, что те, кто до сей поры не определился с решением, должны выполнять ныне существующее. Наступление на Москву должно возобновиться в самом кратчайшем времени.
Глава 1
«В Москву до снегопада!»
«Вы помните еще ту сухость в горле,
Когда, бряцая голой силой зла,
Навстречу нам горланили и перли,
И осень шагом испытаний шла?»
Борис Пастернак
I
Согласно директиве № 21, изданной фюрером 18 декабря 1940 года, немецкая армия должна была «сокрушить Советскую Россию в ходе быстрой кампании». Рассчитывая на такой итог, 22 июня 1941 года восемь пехотных армий и четыре танковые группы пересекли советскую границу, уничтожили основную часть войск, им противостоявших, и продвинулись вперед на советскую территорию. В первые три недели, на волне азарта и энтузиазма, когда гусеницы танков отсчитывали победные мили, мало кто сомневался в успехе. На севере, двум танковым корпусам Геппнера оставалось пройти 80 миль до Ленинграда; на юге танковая группа Клейста рвалась в низовья Днепра. В центральной части, по обе стороны от Московского шоссе, танковые группы Гота и Гудериана дважды замыкали кольцо окружения, отрезая огромные скопления советских войск. 16 июля танки прогрохотали по руинам Смоленска, проделав две трети пути до советской столицы. Огромный кусок территории СССР, вдвое превышавший Францию, был захвачен, и около двух миллионов пленных ожидали своей участи. Без сомнения, это была победа эпического размаха.
Эпического, допустим. Но еще не победа. Вопреки тому, что предсказывал Гитлер, СССР не развалился. «Мы должны всего лишь пнуть дверь, — говорил фюрер, — и вся постройка с грохотом рухнет». Что ж, в дверь действительно хорошо стукнули, но постройка тем не менее устояла. Fall Barbarossa, план захвата России начинал расползаться по швам.
Он был слишком оптимистичным изначально. В СССР были слишком большие расстояния, было мало дорог, крайне мало открытых ровных пространств. И враги были совсем непохожи на тех, что уже были сокрушены железной пятой вермахта. У советских граждан воля к сопротивлению была не в пример выше, чем у французов, а пространств, где можно было это сопротивление организовать, куда больше, чем у злосчастных поляков. И советских войск было слишком много. Немцы с самого начала уступали Красной Армии в живой силе. Они наступали по трем главным направлениям, стратегические цели были разнесены на тысячи миль, и между ними лежала суровая местность. Сила главных ударов постепенно выхолащивалась, расстояния между направлениями ударов росли, а немецкая разведка была вынуждена постоянно корректировать данные о силе Красной Армии в сторону увеличения. Поскольку вместо каждого красноармейца, погибшего или попавшего в плен, в строй немедленно вставали двое. Немецкая лодка набирала воду быстрее, чем команда успевала ее вычерпывать. Если не предпринять радикальных мер, то рано или поздно она должна была затонуть.
У этой проблемы было только одно решение. Если члены Советского Голиафа невозможно было поразить, то удар необходимо было нанести по его нервной системе. В конце концов это основа танковой войны. Смерть посредством паралича, а не от ударов по телу. Удары должны наноситься по целям, чью важность в конечном итоге превышает их непосредственная значимость. И это необходимо успеть сделать до того, как армию втянут в войну на истощение, которую ей не выиграть.
Но по каким целям? Этот вопрос и был первостепенным в течение двух последних недель июля и первых дней августа. Гитлер еще не осознал всю полноту сопротивления русских и даже 15 июля проинформировал японского посла, что намерен начать выводить войска с русского фронта приблизительно в августе. На этот момент план «Барбаросса» пока еще развивался согласно расписанию, а это предполагало, согласно видению плана фюрером, то, что танковая мощь группы армий «Центр» в скором времени должна быть перенаправлена на север и на юг, чтобы помочь соответствующим группам армий на флангах для установления контроля на побережье Балтики и в промышленном регионе в нижнем течении Дона. По крайней мере о такой передислокации говорилось в директиве № 33, изданной фюрером 19 июля.
Браухич, Гальдер и генералы группы армий «Центр» не разделяли уверенности Гитлера и равно были не в восторге от предполагаемого изменения направления удара центральных танковых групп. Для них было очевидно, что грандиозные цели плана «Барбаросса» не могут быть достигнуты «в ходе быстрой кампании». Они настаивали на продолжении наступления по центральному направлению. Только у Москвы, доказывали они, русские будут сражаться насмерть. И только захват столицы станет тем сокрушающим ударом, который избавит армию от войны на истощение и сможет изменить ход войны. Они прямо цитировали результаты Цоссенских командно-штабных учений, состоявшихся в декабре 1940 года. «Принимая во внимание тот факт, что сохранение ресурсов группы армий «Центр», необходимых для нанесения окончательного удара по Москве, является первостепенной задачей, — говорилось в этом докладе, — то группы армий «Север» и «Юг» должны обходиться своими собственными силами. В случае если Москва взята не будет, участники КШУ предрекали «долгую и затяжную войну, вести которую немецкой армии будет не по силам».
Под таким давлением, к которому подключился даже доселе покорный Йодль, Гитлер заколебался. Директива № 34, изданная 30 июля, откладывала «на данный момент выполнение дальнейших задач и решений для 2-й и 3-й танковых групп, указанных в директиве № 33».
