Незаметно смахиваю капли дождя со щек, и плевать мне, что на небе с утра ни облачка, ведь мужчины никогда не плачут, а значит – дождь, и точка! Друг так и не дождался, пока любимая страна вновь станет свободной и независимой. Но во Франции найдется кому продолжить его дело. Пока Стефан роет могилу, я связываю из двух срубленных деревцев крест. Когда-то над могилой Гектора будет стоять прекрасный памятник, а еще лучше – я перезахороню его прах на кладбище.
Я расплачиваюсь со Стефаном, тот незаметно уезжает, сам долго смотрю на могильный холмик. Наступит весна, поляна покроется молодой травой, заночевавшие здесь путники так никогда и не узнают, что рядом покоится тело одного из борцов за свободу. Сколько таких безымянных могил вырыто в бескрайних лесах Франции, сколько еще предстоит отрыть!
Когда-то я хотел сбежать в мирную Тулузу, но судьба ухитрилась подцепить меня на весьма острый крючок. Имя ему – месть. Внутри пылает огонь, и теперь, пока не выплесну наружу пожирающее меня пламя, не успокоюсь. Я усаживаюсь на коня, решительно посылаю его вперед. Мой путь лежит на юг. Именно там находится дофин Франции Карл, там место всем патриотам моей новой родины, там я найду возможность отомстить англичанам.
– Покойся с миром, – шепчут упрямо сжатые губы, – а для меня мира нет!
Глава 5
1427 год, провинция Анжу, аббатство Сен-Венсан:
Красочные плакаты и громадные афиши с рекламой очередного блокбастера или рок-концерта, щедро облепившие стены и заборы российских городов, имеют несомненно глубинное сродство с черно-белыми листочками из серии «Их разыскивает милиция». И там и сям любопытствующим рекомендуют запомнить конкретное лицо, дабы было им счастье в виде прослушанных песен, просмотренных фильмов или исполненного гражданского долга.
В моем случае – это деньги, целых сорок ливров золотом. Не так уж и щедро за меня предложили, лично я ценю себя намного больше. Ну что это за оценка – всего десять коров или один боевой жеребец, просто смешно. Да и обидно немного, как это тебя по убойной силе приравняли к неразумному коню. Не научились еще здесь по достоинству ценить квалифицированный медицинский персонал.
С другой стороны – невелика птица. Ну, подумаешь, убил двоих англичан, так их еще нарожают. Тут главное – сразу показать завоеванному населению, как за такие шалости вешают, топят или жгут на костре, дабы другим неповадно было так себя распускать.
Я невольно ежусь, рассматривая нарисованное лицо. Изображение вполне похоже на некоего господина Смирнова, но в то же время явственно определяются признаки вырождения и злобы: демонически горящие глаза из-под низкого лба неандертальца, хрящеватый нос, тяжелый подбородок прирожденного убийцы. Да и подпись не оставляет никаких сомнений. Выполненная на чистейшем французском языке, она гласит:
«Разыскивается опасный убийца, душегуб и еретик по имени Робер де Могуле, виновный в умерщвлении пяти человек с целью грабежа в деревне Полутжи и других многочисленных преступлениях против английской короны. Награда за живого или мертвого – сорок ливров золотом».
Все, что здесь написано, – несомненное вранье, только потому я рву листок на части. Ветер уносит клочки бумаги вдаль, оставляя за собой свежий запах утра.
– Вся округа завешана такими плакатами, – с готовностью сообщает Жакоб, шмыгая забитым носом. – Англичане ищут вас по всем окрестным деревням, рассказывая, что вы натворили ужасного. Но люди не слушают, все знают правду.
Правду? Что ж, я ничего и не скрываю. На самом деле я хотел убить троих, жаль, не вышло. Так уж получилось, что мы лоб в лоб столкнулись на узкой дорожке, и кто-то должен был уступить. Чего ж удивляться, если исход дела решился путем смертоубийства? Начну по порядку.
Итак, утро было прохладным. По небу деловито спешили кучерявые облака, все вокруг дышало скорой весной, я не спеша брел по разбитой дороге в направлении на юг, к Буржу. Минул полдень, утомленное солнце плыло к западу, а я все так же размеренно переставлял ноги, изредка опираясь на посох.
Да и куда торопиться, кто меня там ждет? В ближайшие пару лет война явно не закончится, а вот обдумать как следует, в качестве кого я смог бы пригодиться во французской армии, – совсем неплохая мысль. Я шел и подумывал, как бы исхитриться стать главным хирургом целой армии, а еще лучше – главным врачом вооруженных сил, да нет – всего Французского королевства! Уверен, лучше меня никто не справится, прочим эскулапам до меня тянуться и тянуться.
В душе я отлично понимаю, что никаких таких особых преимуществ у меня перед здешними врачами нет. Многие из них наблюдательнее, умнее и образованнее, по меркам здешнего века, разумеется. Просто я стою на плечах гигантов, на их плечах в том числе, а потому вижу дальше, а знаю намного больше. Теперешние лекари должны годами ломать голову над каким-то вопросом, который мне представляется пустяковым и очевидным. То, что в меня твердо вбито на уровне безусловных рефлексов, им только предстоит узнать, а главное – понять.
Уровень здешнего невежества в области человеческого здоровья ужасающ. К примеру, здесь до сих пор считают мозг большой железой, вырабатывающей слизь, что при простуде течет из носа. В таинственных глубинах человеческого сердца скрывается душа, а зачем человеку нужны поджелудочная железа и селезенка, еще долго будет сокрыто покровом тайны. Инфекционные болезни вызываются некими миазмами, те могут передаваться не только при прикосновении к больному, но даже через вещи, которые он трогал.
О гигиене имеют некоторое смутное представление, мол, грязь – среда обитания Сатаны. Потому самые опрятные люди проживают в монастырях, но не во всех, а только там, где поддерживается строгий порядок и дисциплина. Но люди здесь те же, что и в будущем. Они смеются и плачут, любят и ненавидят. Я долго наблюдал за ними и считаю, что даже когда полетим к звездам (эх, не дожить!), мы останемся такими же.
В юности я никогда не отличался особой вычурностью в одежде, не красил волосы в зеленый цвет, не колол ухо под серьгу. Став постарше, я не изменился. Профессия лекаря предполагает скромную добротную одежду коричневых тонов, шляпу и трость. Пятнадцатый век – время, когда каждый специалист носит одежду определенного образца. А потому ты с легкостью отличишь пекаря от кузнеца, а ткача от алхимика. У каждого цеха собственная униформа. По одежде, какую ношу, меня издалека узнают все встречные и поперечные, изредка обращаясь за помощью. Вот и сейчас та же история.
– Быстрее, лекарь, – издалека закричал нескладный худой парень, вылетев на дорогу из кустов, как пробка из шампанского, – ой, быстрее!
– Что, рожает? – холодно поинтересовался я.
– Умирает! – тяжело дыша, отозвался парень.
– Тяжелые роды?
Вообще-то смерть при родах – частый случай. Крестьянки работают в поле до последнего, таскают тяжелые ведра с водой, рубят дрова наравне с мужчинами. Хорошо, что галлы не успели придумать железной дороги, обязательно доверили бы женщинам класть шпалы.
