Не знаю, откуда взялось распространенное заблуждение, будто бы все монахи являются людьми тихими, благочестивыми и мирными, как морские свинки. Учившие меня никогда не скупились на резкое слово, глядя, как я пытаюсь взломать сундук или незаметно срезать кошель, а при случае давали крепкий подзатыльник. Странно, но такое непедагогическое средство весьма ускоряет учебу. Отсидка в темницах также входит в процесс обучения. Я тяжело вздыхаю, бормочу под нос:
– Итак, геральдический щит разделяется на рассеченный, пересеченный… клинчато-скошенный слева. Кресты бывают костылевидные, клиновидные… украшенные лилиями. Далее у нас линии разделения, геральдические фигуры, дополнения и совмещения дворянских гербов…
Когда меня наконец вытаскивают из каменной норы, я еле держусь на подгибающихся ногах. Сильные руки монахов бережно подхватывают под локти, на слезящиеся глаза плотно ложится темная повязка, чтобы с непривычки не ослеп.
Когда жизнь тяжела, люди невольно сбиваются в тайные общества, секты и ордена. Значительно проще карабкаться к вершинам власти, подставляя друг другу крепкое плечо, чем проделывать тот же фокус в одиночку. В дворянской среде для этого существуют рыцарские ордена, самые известные из них – Мальтийский и Тевтонский. В церковной среде орденов множество, это доминиканцы и иезуиты, францисканцы и цистерцианцы, бенедиктинцы и клариссы, плюс многие, многие другие. Но просто чтобы выжить, монашеским орденам необходимо вмешиваться в жизнь мирскую.
Приютивший меня Третий орден францисканцев вовсе не намерен бездействовать, пока англичане и бургундцы топчут землю милой Франции. Францисканцы ведут массу различных проектов, тот, в котором я принял участие, лишь один из многих. Мне также неизвестно, один ли я прохожу подготовку, или нас несколько. Быть может, я – опытный образец, а по итогам выпускных экзаменов (отчего-то не сомневаюсь, что они будут) власти примут решение, целесообразно ли в принципе готовить телохранителей такого рода. А может быть, процесс подготовки отработан веками, и в данную минуту в разных аббатствах и монастырях Франции готовятся десятки специалистов тайной войны?
Разумеется, меня терпеливо учат маскироваться под представителей любого из трех сословий – дворянства, духовенства и буржуа. Как ни странно, проще всего изображать послушника либо монаха. По дорогам Франции таких бродят многие тысячи, странствуя от одного монастыря к другому, порой безостановочно кружа по стране годами. Дел у них может быть великое множество, тут и поклонение мощам одного из святых либо раке с куском креста, на коем распят был Господь, а то и просто путешествие на своих двоих во исполнение данного обета.
Здесь и посыльные, что разносят скорбные вести о кончине одного из уважаемых святых отцов или, наоборот, извещают о вступлении в должность настоятеля известного монастыря или аббатства. Много тех, кто попросту проповедует слово Божье, увещевает паству, призывая отказаться от насилия и вступить на путь праведный. Что особенно важно для такого лжемонаха, как я, так это то, что практически невозможно прищучить меня на незнании обязательного для всех устава. В каждом аббатстве и монастыре он свой, при любом промахе можно отпереться со стопроцентной гарантией. Разумеется, если не станешь креститься справа налево, а главное – не будешь проповедовать манихейство.
Наставник чуть улыбается при этих словах, улыбаюсь и я. Оба знаем, что не буду. Если, добавлю, не потребуют высшие интересы государства. Позовет труба, могу и проповедовать. В числе прочих мне прочитали краткий курс по основным ересям христианства. Остается лишь надеяться, что до таких крайностей дело не дойдет. Все-таки лекарю не к лицу дешевая популярность ниспровергателя основ, реформатора и революционера Католической церкви. Подобных ораторов и без меня хватает.
Что жизненно необходимо, так это сделать из меня приличного наездника. В предыдущей жизни лошадей я видел лишь на картинках и экране телевизора, да и к чему великолепные четвероногие в двадцать первом веке, где их давным-давно вытеснили автомобили? Здесь же о механических повозках слыхом не слыхивали – если не хочешь месить грязь на своих двоих, учись ездить на коне. За неумение гарцевать меня не раз критиковал покойный Гектор. А когда я посчитал, что научился достойно держаться в седле, он лишь ухмылялся, но не ранил мое сердце язвительными комментариями. Как оказалось, зря.
Лейтенант Жардоне, получив приказ капитана Готье в двухнедельный срок сделать из меня достойного всадника, явственно побледнел, разглядев мою неуклюжую посадку. Как человек опытный и мужественный, вдобавок офицер и дворянин, отказаться Шарль не смог. Какой уж тут отдых, напрасно трепетные прелестницы Блуа томились по усатому красавцу, все свое время от рассвета до заката лейтенант посвятил мне, и только мне.
Зато попутно я узнал уйму интереснейшей информации о лошадях, которых шевалье искренне считает ни в чем не уступающим людям по сообразительности, а по преданности намного превосходящим. В течение двух недель мы беспрерывно совершали длительные конные прогулки по окрестностям, а в перерывах лейтенант учил меня седлать лошадь, чистить и самостоятельно устранять небольшие неисправности в сбруе.
Ну и естественно, что одна из его излюбленных тем – защита дорогого друга. Конский бронированный доспех зовется чалдер. Было время, когда рыцарям и в голову не приходило защищать любимых скакунов. Как-то не принято было в Европе лупить между ушей вражеского коня, вспарывать ему живот и нашпиговывать стрелами.
В бою случалось всякое, но даже когда приходилось совсем тяжко, сражавшиеся старались обходиться без подобных грязных штучек. Боевые кони безумно дороги, каждый стоит не одно стадо коров. Если была возможность, старались захватывать скакунов для себя, страшась повредить хоть в чем-то. Но время шло, молодые европейские страны окрепли настолько, что начали теснить последователей Магомета.
Когда оказалось, что легкой арабской сабелькой не то что латный доспех, но и европейскую кольчугу прорубить довольно сложно, а рыцарские мечи, напротив, с вызывающей легкостью крушат жилистых, но мелких в кости сарацин, те крепко призадумались. Нет, были и среди них великаны, по крайней мере, так называли в тавернах бахвалящиеся победами рыцари сраженных воинов, которые в Европе едва сошли бы за людей среднего роста.
Но именно про сарацин сказал великий поэт: «Богатыри – не вы». Дело в том, что в покрытой лесами Европе люди подсознательно равняются на деревья и оттого неустанно тянутся к солнцу, вырастая в настоящих мужчин. А на что равняться в пустыне: на саксаул и верблюжью колючку?
Как же справиться с лавиной бронированных гигантов на громадных конях, которые злобно скалят желтые зубы и без труда сшибают не только грудью, но и боком мелких арабских скакунов? Сарацины начали отступать, лихорадочно ища выход. Кто ищет, тот находит. Коварные недомерки начали садить стрелами по безответным лошадям. Мол, спешенный крестоносец – уже не воин, а медленно ковыляющее по раскаленным пескам недоразумение.
Первым большим сражением, когда сарацинские лучники целенаправленно выкашивали рыцарских лошадей многими сотнями, стала битва при Дорилеуме в 1097 году. А вскоре – снова и снова. Теперь призадумались рыцари, но размышляли недолго, в скором времени изумив коварных азиатов видом бронированных лошадей.
