Искусно выдержав томительную паузу, граф Дюшатель провозглашает:
— Господа! Его величество христианнейший владыка французского королевства Карл Седьмой Валуа через меня передает вам свою волю. Слушайте внимательно, дабы мне не пришлось повторять дважды!
Присутствующие в комнате заговорщики обмениваются быстрыми взглядами, лица у них жесткие, уверенные. Эти господа еще не знают, что лишились поддержки армии, надеются на реванш. Им сейчас кажется, что главное — это вырваться из Реймса, ведь сразу за городом гигантским лагерем встало победоносное войско, которое еще сможет переломить ход событий. Наивные.
— Начнем с вас, господа Жак и Пьер де Ли, — объявляет начальник королевской охраны. — Король подтверждает дворянские титулы, данные вам, и приказывает немедленно вернуться в деревню Домреми. Там передайте, что по просьбе Орлеанской Девы жители ее родного селения на веки вечные освобождаются от податей и налогов, собираемых во французском королевстве. Вы лично вольны заниматься чем пожелаете, за одним исключением. Король не желает вас видеть рядом с Жанной д'Арк. Вам ясно?
Баварцы, набычившись, меряют его вызывающими взглядами, но не таков граф, чтобы смущаться из-за всякой ерунды. В ответном взгляде Танги Дюша-теля читается столь явное обещание мучительной смерти, что устрашенные баварцы невольно пятятся. Удовлетворенно кивнув, граф Дюшатель продолжает:
— Теперь о вас, сьер Жан де Ли.
Фердинанд, маркграф Бранденбургский, выступает вперед, его плечи расправлены, подбородок гордо приподнят. Где раньше были мои глаза? Ведь вылитый отец!
— Король подтверждает ваше право на баннер, но запрещает вам впредь находиться во Франции. Вы немедленно покинете королевство, иначе... — Чуть помолчав, главный телохранитель Карла добавляет: — А если вам, паче чаяния, полезут в голову разные глупости, то спешу сообщить, что воины вашего баннера в честь коронации употребили слишком много вина, а потом затеяли между собой кровавую драку. К сожалению, прежде чем их остановили, бедолаги почти перебили друг друга. В назидание прочим, оставшихся в живых пришлось немедленно повесить.
В мертвой тишине, царящей в комнате, я отчетливо слышу, как Фердинанд скрежещет зубами. Тихонько хмыкаю. Если я верно представляю происшедшее, генуэзские арбалетчики не дали баварцам и за меч ухватиться.
— Вы, Жиль де Лаваль барон де Рэ, должны немедленно вернуться в один из принадлежащих вам замков. Без особого королевского дозволения вам воспрещается прибывать ко двору.
Барон бледен как полотно, на его высоком лбу проступили капли пота, руки, стиснутые в кулаки, мелко дрожат.
— И наконец, вы, граф Дюнуа. — Танги Дюшатель холодно кивает Орлеанскому Бастарду. — Вам приказано немедленно убыть в Орлеан.
Обведя ледяным взглядом присутствующих, граф интересуется:
— Всем ли ясна воля короля?
Я сцепил руки за спиной, как и четверо монахов, стоящих у дальней стены. Эта поза выбрана не случайно, ибо каждый из нас держит взведенный арбалет. Мы стоим редкой цепью, чтобы не помешать друг другу вскинуть оружие и выстрелить в любой момент. Тут собраны самые доверенные, те, кто целиком и полностью в курсе происходящего, а главное — умеющие держать языки за зубами. Мы замерли в напряженном ожидании, ловим условный знак графа Дюшателя. Если он сочтет нужным, то ни один из заговорщиков не выйдет из комнаты живым. Ну а если заговорщики первыми кинутся на графа, то мы начнем стрелять без какой-либо особой команды. Разумеется, никакой путаницы не случится, у каждого собственная мишень.
Мне достался старший из баварских «братьев», медведеподобный верзила Жак де Ли. Я даже знаю, в каком именно месте тяжелый арбалетный болт проломит его ребра, чтобы насквозь пронзить сердце, взгляд мой пристален и тверд, так же как и у прочих. Только шевельнись, выхвати меч — и ты труп. Но нет, заговорщики отступают, оскорбленно ворча сквозь стиснутые зубы. Граф удовлетворенно кивает, словно он и не ожидал иного, громко хлопает в ладоши. Мигом распахивается входная дверь, и комнату заполняют воины. Уже бывших заговорщиков, а ныне просто опальных дворян бережно подхватывают под белы ручки и выводят кого куда. Вот, кажется, все и закончилось.
Я облегченно вздыхаю, но, как оказалось, радоваться рано.
— Где он, отец Бартимеус? — интересуется граф Дюшатель.
Наставник, откинув с лица капюшон рясы, жестом приказывает нам сделать то же самое, затем кивает в мою сторону.
— Отлично. — Голос графа Дюшателя неприятно сух. — Тогда я попрошу всех оставить нас вдвоем.
Через минуту дверь захлопывается, и я невольно ежусь под пристальным взглядом вельможи. Хотя чего тут стыдиться, люди похрабрее меня и то пугаются графа. Исчерпывающе описать его характер можно двумя определениями: «изуверски жестокий» и «не знающий жалости».
— Ты и есть тот самый Робер де Армуаз? — Как и все люди дела, граф Танги Дюшатель сразу переходит к сути.
Голос у него неласковый. Глаза, круглые словно у коршуна, смотрят внимательно, нет такой мелочи, что ускользнула бы от графа. Короли — особая порода людей, им требуется доказывать свою нужность постоянно, служить изо дня в день, с раннего утра и до поздней ночи. Тот факт, что граф уже одиннадцать лет бессменно занимает должность начальника охраны Карла, говорит о многом.
— Да, ваша светлость, — почтительно отвечаю я, поклонившись.
Никто не любит гонористых юнцов, а вот учтивые всем приятны.
— Несмотря на молодость, ты успел сорвать внезапный штурм Орлеана. Спас королеву-мать из английского плена. Будучи телохранителем Орлеанской Девы, разоблачил заговор против дофина, а потом сам же его и разрушил! — загибает пальцы граф. — Что ж, это неплохое начало. Признаться, я был против, когда дофин решил возвести тебя в рыцарское достоинство. Оказывается, его королевское величество знает людей куда как лучше меня.
Мы вежливо улыбаемся друг другу. Улыбка у графа волчья, сплошные оскаленные клыки. Моя куда скромнее. Так, волчонок.
— Что же мне с тобой делать? — вслух рассуждает Танги Дюшатель, глаза которого аж искрятся от удовольствия. — Похоже, ты вырос и сгодишься для дел поважнее, чем сопровождать «пастушку», — наконец решает граф. — А потому...
— Если разрешите, ваша светлость, — непочтительно перебиваю я вельможу, пока тот не осчастливил каким-нибудь заданием, — я хотел бы остаться рядом с Жанной д'Арк.
— Почему? — Граф Дюшатель смотрит с любопытством. — Доложи основания!
— Что-то подсказывает мне, что Дева еще удивит нас всех, — решительно отвечаю я.
— Чепуха, — морщится граф. — Она уже сделала все, что от нее требовалось. Последние события показали, как опасно держать Деву на длинном поводке. Теперь она побудет под надзором, пока ее не выдадут замуж или не пристроят в монастырь. Причем второе — куда более вероятно. Поэтому Жанна-пастушка больше не нуждается в телохранителе.
— Нет ничего опаснее, чем недооценивать врага, — хмыкаю я и, поджав губы, пожимаю плечами.
