Он представил наглые сытые морды, рукава, закатанные по локоть, шмайссеры, подрагивающие в такт шагам, уверенного унтер-офицера с презрительно искривленными губами – собрал все, что вспомнил. Помогло, умирать расхотелось. «Одного утащу с собой, – сказал Степан себе, примеряясь к самострелу, – за Родину, за… – тут он запнулся, – за расширение граней восприятия».
Первым желанием было выскочить и всадить стрелу во вражину, а потом броситься на ножи, или что у них там? Мечи? Сабли? Точно, сабли.
Помнится, была одна история: пришли к полянам хазары и дань потребовали, а те мечами откупились, дескать, ваша сабля одноострая, а наши мечи обоюдоострые, вот и думайте… Хазары подумали и решили, что плохая это дань, неправильная, пригорюнились… Дескать, порешат нас дикари эти… И порешили же, когда Волга половину хазарского каганата затопила. Прошел Ярослав огнем и мечом… В котором, бишь, веке?
Да бес с ним, с веком! Темно и муторно умирать бесславно! «Уж лучше я их заманю поглубже, – решил Степан, – вдруг Алатор объявится? Овражка-то аккурат по папоротникам плетется… А подохнуть успею, ей-ей успею, с этим торопиться не стоит».
Стараясь не высовываться, он бросился вперед. Пробежав изрядно, отдышался, набрал в легкие побольше воздуха и заорал: «Э-ге-гей, сюда, я здесь!» Вновь побежал.
Некоторое время было тихо. У Степана даже мелькнула мысль, не отнес ли ветер его вопль? Но вдруг откуда-то слева раздался крик, так может кричать лишь смертельно раненный.
Одним гадом меньше! На душе у Белбородко вдруг стало легко и весело, будто надел чистую рубаху после бани.
Глава 15,
в которой хазары идут по следу Степана, полагая, что преследуют славянского воина, и в которой читатель узнает, чей именно предсмертный крик так обрадовал Степана в овражке
Как волки, преследующие сохатого, не дают ему ни мгновения передышки, изматывают до полусмерти, выжидают, пока он совсем обессилеет, и уж потом набрасываются всей стаей, так хазары гнали славянского стрелка, ждали, когда тот выбьется из сил.
Но воин лишь дважды мелькнул меж деревьев и всякий раз тут же пропадал, словно проваливался сквозь землю.
Это был его лес, он знал здесь каждую тропку и с самим лешим наверняка был на короткой ноге. Между тем следов, которые указывали направление преследователям, было предостаточно. То и дело отряд натыкался на лоскут, зацепившийся за острый сучок, или на перышко из оперения стрелы, купающееся в луже, а раз даже вышли на куст шиповника, в ветвях которого запуталось несколько волос. Неоднократно Хабулай натыкался на отпечаток подошвы. Наверняка этих отпечатков было больше, но проклятый дождь залил их – вокруг была одна сплошная лужа.
Хабулай ломал голову над тем, почему опытный воин оставил столько отметин. Может, славянин заманивает отряд в ловушку? Что ж, пусть попробует!
Сыскач совсем извелся. Пес то спокойно бежал, пытаясь вынюхать врага, то вдруг принимался скулить и повизгивать…
Хабулай уже давно наблюдал за питомцем. Что-то здесь не так, не будет хорошо вышколенный охотник вести себя как слабоумный щенок. Его что-то пугает, сбивает со следа… Хотя, с какого следа-то?! Как после такой бури собака может чувствовать запах славянина?
Внезапно у Хабулая мелькнула догадка.
– Лисок, рядом! – Виновато виляя хвостом, сыскач подбежал к хозяину.
Десятник знаком приказал воинам остановиться и отошел от отряда шагов на пятнадцать. Конечно, не стоило удаляться одному, но десятник не думал об опасности – догадка сжигала его. План был прост – уйти от того направления, которым следовал враг, и посмотреть, что произойдет с собакой.
– Искать, Лисок!
Решив оправдаться перед хозяином, пес с удесятеренным рвением принялся за дело. Часто дыша, высунув язык, он наматывал круги вокруг Хабулая, обнюхивал землю влажным черным носом, чихал, отирал лапой мурзатую морду и то и дело косился на хазарина – видишь, как я стараюсь.
Хабулай видел и мотал на ус. Стоило свернуть с маршрута, как ищейка перестала беспокоиться. Значит, это вражьи следы сводили пса с ума!
Ах, если бы Хабулай понял это раньше, отряд не потратил бы впустую столько драгоценного времени. Видимо, славянин заговорил следы, вот пес и бесится. Хазарские колдуны и не то могут… Но одного не учел: что оставил след едва ли не более отчетливый.
– Молодчина, Лисок, – похвалил собаку десятник, – возвращаемся.
Они вернулись к отряду, и десятник вновь приказал: «Искать!» Сыскач не посмел ослушаться, принялся нюхать землю, но тут же мелко задрожал, повизгивая, отпрыгнул.
Хабулай взял его на руки, потрепал и сунул в заплечную суму.
– Славянин прошел здесь, – сказал он уверенно. Догадка подтвердилась.
Эта заплечная сума была предметом насмешек всего отряда. «Эй, Хабулай, – ухмылялись воины, – ты бы торбу поизрядней заимел да полонянку туда посадил, все пользы больше, чем от твоей псины, – девка-то и похлебку сготовит, и любовью усладит». Десятник огрызался для вида, но зла не таил. Все в отряде знают, что собачка эта стоит того, чтобы таскать ее за собой. Не зря ведь куябский князь давал за нее серебра по весу! Пусть веселятся, зубы показывают. Главное, чтобы в бою спину не показали.
В лесу было много поваленных деревьев. Корневища, словно всклокоченные волосы лесных духов, торчали во все стороны. Хабулай окликнул Чупрана:
– Ты говорил, что понимаешь язык леса.
– В плену у древлян и не тому научишься, – хмуро отозвался тот.
– Посмотри, может, заметишь чего. Вон у той коряги пес особенно нервничал.
Чупран подошел к поваленному дереву, наклонился, принюхался.
– Волком пахнет.
– Каким еще волком?
– Он намазал себе ступни снадобьем из волчьего жира, – пробурчал Чупран, – чтобы отпугнуть ищейку. Известный древлянский способ.
Чупран взобрался на ствол и на четвереньках пополз по нему.
– Здесь славянин споткнулся, – сказал он уверенно.
Хабулай подошел к тому месту, на которое указывал Чупран, но ничего не заметил.
– Он зацепился за сучок и чуть не упал. Видишь, мох немного примят, в луже плавают кусочки коры?
Хабулай подумал, что давно надо было попросить помощи у Чупрана, он ведь и правда о лесе кое-что знает. Но как же не хотелось десятнику этого делать. Заносчивый молодой воин не преминет позубоскалить над ним, выставит все так, будто Хабулай завел отряд в глушь, и если бы не Чупран, славянин наверняка бы ушел. В том, что поход увенчается успехом, Хабулай пока не сомневался…
Десятник вскинул две перекрещенные руки. Это означало, что отряд должен сгруппироваться вокруг него. Когда воины собрались, он коротко приказал:
– Разбиться на группы. По одному не ходить. Между группами – пятнадцать шагов. Тот, кто увидит какой-нибудь след, – даст знать. Вот так, – Хабулай сложил ладони и ухнул совой. – Со мной пойдут Баргыс и Чупран.
