– И где это ты набрался таких знаний? – ехидно засмеялась А. А. Катто.
Рив только пожал плечами. Дальше они шли в молчании. Больше на их пути происшествий не было. Разве что недалеко от высящейся громады Дома Орхидей они миновали неопрятную забегаловку, освещенную сумрачным светом задворков. На ее ступеньках, скрючившись, сидел в забытье какой-то оборванец. Когда маленькая группа проходила мимо, он вдруг ожил, вскочил на ноги и, проскользнув между стражами, схватил за рукав А. А. Катто.
– Прошу вас, мисс, у вас ведь есть кредитная карта, заплатите за меня, мне только поесть, прошу вас.
Голос был высоким и как будто женским, но понять, человек ли эта невероятно грязная и потрепанная личность, практически было невозможно. А. А. Катто постаралась сбросить с себя руку существа, но оно цеплялось с мрачным упорством.
– Прошу вас, мисс, только поесть, заплатите по своей карте.
Стражники дружно развернулись и вытащили свои дубинки. После первого же удара существо с криком рухнуло на землю. Оно извивалось и дергалось, прикрыв голову тонкими руками и подтянув колени к животу. Стражники орудовали дубинками, пока существо не перестало подавать признаки жизни. Каждый удар отдавался тупым хлюпающим звуком. По поверхности дороги медленно расплывалась лужа крови. Когда существо перестало шевелиться, один стражник поддел его носком ноги. Удовлетворившись отсутствием признаков жизни, он снова подвесил дубинку к своему поясу. То же сделали его коллеги. Из двери неопрятной забегаловки за ними в молчании наблюдала группа еще более оборванных типов. Они не сводили с них глаз, пока А. А. Катто, Рив и стражники удалялись.
Оставался один квартал до шоссе и роскошного подъезда Дома Орхидей. Больше их не обеспокоил никто из мира задворков. Когда черные стеклянные двери Дома Орхидей открылись, стражники откозыряли, развернулись на каблуках и удалились строевым шагом. А. А. Катто и Рив вошли в фойе, и огромные двери с шипением плотно закрылись за ними.
После прогулки по задворкам Дом Орхидей воспринимался как истинный рай. Холл имел треугольную планировку, пол в нем был изготовлен из цельного куска полированного мрамора. В этом помещении доминировал гигантский фонтан. Три стены, пересеченные ярусами балконов, на которые выходили двери квартир, были несколько наклонены внутрь и поднимались вверх, пока мог видеть глаз. На высоте более тысячи метров стены соединялись, образовывая купол. Искусственный солнечный свет струился сверху из огромного белого шара, прикрепленного на самом верху этой пирамиды. Цветы и вьющиеся растения каскадами свисали с балконов, как длинные гирлянды. На фоне белых стен это выглядело роскошным праздником красок.
Рив вслед за А. А. Катто шел к лифтам. Лифты представляли собой черные шары, поднимающиеся вверх с уровня пола. Когда они не работали, то размещались в полукруглых нишах в стенах фойе. Вверх они двигались по прямой, параллельной стене, без видимой опоры. Рив так и не сумел понять принцип их действия. А. А. Катто прикоснулась к освещенному контакту в боку лифта, и часть его стенки беззвучно отодвинулась. Она вошла внутрь, Рив за ней. Изнутри лифт был освещен мягким светом. Из скрытого громкоговорителя лилась тихая музыка. А. А. Катто надавила на кнопку девяносто третьего этажа. Рив запустил пальцы в шевелюру.
– Хорошо дома, верно?
Глаза А. А. Катто сузились. Она искоса взглянула на Рива.
– Не слишком ли ты скоро расслабился, дорогой.
Рив обернулся и с удивлением взглянул на нее:
– Ну, что плохого теперь-то?
– Меня тошнило от тебя весь вечер.
– Да брось ты.
– Как это – «брось»? Ты меня разозлил, и сейчас за это заплатишь.
– Пожалуйста… Не поздновато ли для игрищ? Пора спать…
А. А. Катто подняла палец с кольцом:
– Какие игры, милый. Придется тебе пострадать.
Рив собрался было что-то возразить, но, передумав, закрыл рот. Если А. А. Катто пришла такая фантазия, у нее в апартаментах хватит снадобья, чтобы сутками не спать. Играть в свои игры она могла вечно. Он почувствовал легкую тошноту. Лифт остановился на девяносто третьем этаже, и Рив вышел вслед за ней, ощупывая свой воротник.
5
Как ни старался Джеб Стюарт Хо концентрировать внимание, но все-таки начал терять ощущение времени. Ему было никак не вспомнить, сколько же времени они с Менестрелем перемещаются в пространстве разрушительного ничто. Ящерица двигалась теперь ровно, вприпрыжку, будто шла по твердой земле. Она, судя по всему, чуяла вполне определенную цель. Только это одно и утешало.
Джеб Стюарт Хо повернул голову налево. На фоне странно мерцающего серого тумана он едва различал Менестреля. Силуэт человека верхом на ящерице перемещался и дробился. Только когда они сближались, он мог отчетливо видеть Менестреля и его лошадь. В какой-то момент Менестрель отъехал на значительное расстояние и совсем исчез. И вот тогда Джеб Стюарт Хо чуть не запаниковал. Он с раннего детства не помнил такого ощущения жути. От полного отчаяния удерживала привычка к дисциплине, которой его обучили в Братстве, но какое неизмеримое он почувствовал облегчение, когда, наконец, Менестрель мелькнул в поле зрения.
Хо протянул руку – знак для Менестреля, что с ним хотят говорить. Обмен словами был возможен только при соприкосновении, иначе слова пропадали, растворялись в ошеломляющем молчании прозрачной мглы. Менестрель приблизился и ухватился за его руку.
– Ну, что стряслось, Убийца?
Джебу Стюарту Хо не нравилось прозвище, которым его наградил Менестрель, но какой смысл возражать сейчас. Для этого будет время, когда они доберутся до осязаемого, реального места.
– Где мы сейчас?
– Мы в ничто.
– Это я и сам соображаю. Я спрашиваю о другом: скоро ли мы куда-нибудь доберемся?
Джеб Стюарт Хо заставлял себя сдерживаться при разговоре с Менестрелем. В ответ Менестрель ухмыльнулся:
– Ага… скоро.
– Как скоро?
– Откуда мне знать. Время тут течет весьма относительно.
– Относительно чего?
Менестрель рассмеялся:
– Относительно почти всего, что происходит. Поэтому так трудно заранее рассчитать.
Джеб Стюарт Хо был уверен, что спутник намеренно старается запутать его. Но почему – не мог взять в толк.
– Ты сам-то уверен, что знаешь наше местонахождение?
– Конечно, уверен. Я всегда знаю, где нахожусь. Я этим и знаменит.
Менестрель выпустил руку Джеба Стюарта Хо, и их развело в разные стороны. Очертания Менестреля становились все более зыбкими по мере того, как расстояние между ними росло.
Несмотря на всю свою подготовку, Джеб Стюарт Хо тяжело переносил неспособность ощутить время. Его никогда не готовили к тому, что ему придется взгромоздиться на скачущую ящерицу и кинуться очертя голову в кажущуюся вечной серость этого ничто. Он закрыл глаза и попытался войти в транс – хотя бы в переходную стадию. Сначала показалось, что это невозможно, но постепенно он почувствовал, будто сливается с чужим, раздробленным миром. Неожиданно прозвучавший голос вернул его в материальный мир.
