– Да что с тобой такое?! Если я был наркоманом в конце своей смертной жизни, то ты считаешь, что я теперь твоя собственность, что ли? И таскаешь меня из галлюцинации в галлюцинацию? Сначала мне больно, потом я улетаю в невообразимом приходе, потом замерзаю, потом мне страшно, потом я оказываюсь во Вьетнаме на пять минут, а объяснить, для чего это всё, тебе как-то в лом, разве что ты постоянно даёшь мне понять, что лучше меня в сто раз? Вот только какой в этом смысл? Зачем тебе это надо? То есть, наверное, тебя это всё забавляет. Но вот меня как-то не очень. Я только знаю, что вернулся на этот гребаный Перекрёсток, откуда, насколько я понял, всё и началось.
– Ты закончил?
Джим покачал головой:
– Ещё нет. Но пока хватит.
– Ты хоть понимаешь, что я могу запросто выкинуть тебя обратно в Большую Двойную Спираль или даже в лимб?
– Я все понимаю. И вероятно, ты так и сделаешь. При любом раскладе.
– Для человека ты очень храбрый. Я бы даже сказал, чересчур.
– Ты когда-нибудь слышал выражение: «Только досюда и ни шагу дальше»?
– А если я скажу «давай дальше», а ты скажешь «нет»?
Джим проводил взглядом очередной треугольный строй НЛО, пролетевших по небу.
– Я же знаю, что у меня нет выбора. – Он повернулся к Доктору Уколу и посмотрел ему прямо в глаза, в эти красные светящиеся угольки в тёмных провалах глазниц. – Но я ведь об этом тебя и спрашиваю. Зачем тебе это надо – тащить меня дальше? Какая от этого выгода – нам обоим? Пока ты ничего не добился, разве что доказал лишний раз, что можешь заставить бывшего алкоголика и наркомана подчиняться тебе во всём. Кстати, не такое уж великое достижение.
– Тебе когда-нибудь говорили, что у тебя есть своё предназначение?
Джим тут же насторожился:
– Нет. В последнее время – нет.
– Может быть, тебе стоит об этом задуматься.
– Что ты пытаешься мне сказать? Что ты готовишь меня к исполнению некоего предназначения, уготованного самой судьбой?
– А ты бы в это поверил?
– С трудом.
– Есть тайны, которые мы храним даже от самих себя.
Джим твёрдо решил, что на этот раз он не даст Уколу уйти от ответа.
– Погоди-ка минутку… – Но тут его отвлекло какое-то искрящееся сияние, внезапно возникшее в воздухе над дорогой, ярдах в пятидесяти от того места, где он стоял. – Так. А это ещё что за хрень?
Доктор Укол лениво обернулся:
– Наверное, очередной идиот, готовый продать свою душу, лишь бы играть на гитаре, как Кейт Ричардс. Должно быть, надеется встретить здесь Папу Легбу, мэтра Ка-Фу, Хозяина Перекрёстков; но сегодня, увы, его постигнет разочарование.
Однако в руках у фигуры, возникшей во взвихрённых искрах, не было никакой гитары. Теперь Джим увидел, что это женщина. Но необычная женщина – ростом почти в девять футов, не считая высокого головного убора из кручёного золота и страусиных перьев, а её длинное, в пол, одеяние было сшито будто из застывшего пламени. На Перекрёсток явилась сама Данбала Ля Фламбо, и Джим сразу же приуныл. Теперь ему придётся справляться сразу с двумя вудушными богами, хотя, на его скромный взгляд, и одного «доброго доктора» было более чем достаточно.
– Ca va, le bon Docteur Piqures?
[60]
Доктор Укол как-то не слишком обрадовался появлению своей коллеги по пантеону.
– Мы здесь говорим по-английски.
Ля Фламбо направилась к ним. Она не шла по земле, как ходят обычные люди, – она плыла по воздуху, не касаясь ногами земли.
– Ты все мучишь бедного мальчика, а. Укол?
– Чем настойчивей я его уговариваю, тем упорнее он упирается.
Джим разъярённо взглянул на Доктора:
– Когда ты меня уговаривал, сукин сын? И хотелось бы знать, на что.
Укол повернулся к Ля Фламбо, как маленький мальчик, которого кто-то ужасно обидел и он теперь жалуется своей маме:
– Вот видишь, что я имею в виду? Он ещё и ругается.
– А что ты хотел? Надо же мальчику вырабатывать твёрдость характера.
Если раньше Джим был разъярён, то теперь он просто взбесился:
– То есть вы хотите сказать, что я тут у вас вроде скаута в летнем лагере?! А вы меня тренируете на выносливость?
Ля Фламбо понимающе улыбнулась.
– А ты думал, так будет всё время? Ты думал, загробная жизнь – это значит бессмысленно напиваться и рассказывать всем и каждому, как тебе напрочь отшибло память и теперь ты не знаешь, что вообще происходит?
Закалённый в общении с доктором Уколом Джим не испугался и Ля Фламбо, какой бы грозной она ни казалась. (Да, Доктор Укол был фигурой зловещей, но от него всё же не веяло такой жутью, как от этой чёрной королевы.) По крайней мере она обо всём говорила прямо. В отличие от Укола, который постоянно юлил.
– Но я действительно потерял память.
– Но сохранил ярость и страсть.
– Хотя я был уверен, что после смерти уже нет никаких страстей.
– Это всё потому, что ты умер жалким наркоманом, – заметил Доктор Укол.
Теперь вудушные боги наезжали на Джима на пару. Двое на одного – ночью, на Перекрёстке. Джиму, понятное дело, этот расклад не понравился, и он брякнул первое, что пришло в голову:
– А кто виноват?
Ля Фламбо и Укол буквально прожгли Джима взглядами.
– Да, кто виноват?
Только теперь до Джима дошло, что он сказал. Он пожал плечами:
– Ну, хорошо. Виноват только я, так что можете смело отшлёпать меня по попке.
Ля Фламбо кивнула:
– Это уже прогресс. Я бы даже сказала, значительный шаг вперёд.
– Вперёд – это куда?
– К пониманию, которое тебе понадобится потом, когда ты доберёшься до места, куда идёшь.
– А я куда-то иду? То есть всё, что сейчас происходит… это как бы поход? И у него есть какая-то цель?
– Есть, Джим Моррисон. Есть.
Джим уже попадался в такие ловушки. Все это подозрительно напоминало подход с Доком Холлидеем: «Подожди, сам все увидишь».
– А меня кто-нибудь просветит? В смысле, что это за цель? Или мне до всего доходить самому?
Ля Фламбо взглянула на Доктора:
– Ну что? Мне ему рассказать или ты сам?
Укол скрипнул зубами.
– Давай лучше ты. А то пока я с ним возился, он меня так достал, что я не хочу доставлять ему это маленькое удовольствие.
Ля Фламбо улыбнулась Джиму:
