И в довершение ко всем радостям река изменилась. Как будто нарочно – внести дополнительную депрессивную ноту. Ярко-зелёные джунгли по берегам сменились высокими, гулкими скалами нездорового жёлтого цвета. Размытый песчаник на мелководье окрашивали воду жёлтым, будто это была не вода, а густая моча. Никаких животных поблизости не наблюдалось, кроме воронов и канюков, что кружили высоко в поднебесье, и странных, зловещего вида рыб на участках более-менее чистой воды. На дне смутно виднелись какие-то оранжевые шары, похожие на сморщенные и бесформенные воздушные шарики – такие ядовито-оранжевые, из токсичной резины, типа тех, которые продаются в парках аттракционов и надуваются гелием из больших баллонов. Джим подумал, что это, наверное, икринки, отложенные какими-то речными тварями, огромными и противными с виду.
В общем, чем дальше вверх по реке, тем меньше приятных и мирных пейзажей, подумал Джим. Как бы в подтверждение этой мысли, мимо проплыла галера, прямиком из «Бен Гура», при полном наборе: с потными, стонущими рабами, злобными надсмотрщиками с хлыстами, мускулистым барабанщиком, отбивающим ритм, тяжёлым духом дерьма и отчаяния, с тучным Нероном в пурпурной тоге, развалившимся на подушках на шканцах, и рабами, чистившими ему виноград от кожицы. Если вначале Стикс напоминал реку в райском саду, теперь эта идиллия кончилась. Всё стало уныло и муторно. Док проводил галеру глазами, но воздержался от комментариев. Они с Джимом оба молчали, причём молчали уже давно.
Они проплыли мимо проржавелого корпуса затонувшего бомбардировщика В-52. Над водой торчал только хвост. Похоже, самолёт сперва врезался в скалы, а потом упал в воду. Джим только не понимал, как пилот вообще умудрился залететь в этот каньон, ширина которого в самых узких местах лишь чуть-чуть превышала размах крыльев военного самолёта. Из летательных аппаратов сюда мог бы спуститься разве что НЛО. Однако останки В-52 навели Джима на неприятные мысли, в частности про Вьетнам, и ему захотелось скорее на сушу, подальше от этой реки.
Даже погода – и та испортилась. На самых тёмных участках, где жёлтые скалы вздымались на высоту в сотню футов, если не больше, от воды веяло холодом, а над рекой стелился туман в стиле дешёвых эффектов а-ля Бела Лугоши. Небо сделалось мутно-серым, а чуть погодя его затянуло зловещими чёрными тучами.
– Что, гроза собирается?
– Это дым.
– Дым?
– Дым из Геенны.
Джим встрепенулся.
– Из Геенны? – Он даже поднялся с сиденья на корме и перешёл на нос. – Хочу на это посмотреть.
– Зрелище впечатляющее, будь уверен.
Джим поднял глаза к чёрным тучам:
– Так это дым?
– Я же сказал, дым. – Док снова был весь раздражённый, потому что пришла его очередь встать у руля.
– А до самой Геенны ещё далеко?
– Может быть, постоишь у руля?
Джим кивнул. Это было самое малое, что он мог сделать, чтобы Док перестал психовать.
– Ага.
Они поменялись местами. Док уселся на корме и потянулся за бутылкой.
– Только я тебя умоляю, впишись в поворот, не наткнись на какую-нибудь нефтяную вышку или ещё там на что-нибудь, в этом тумане.
– На нефтяную вышку?
– Я не знаю. С виду это похоже на нефтяные вышки. Такие здоровые металлические штуковины на ножках, прямо посередине реки. Чёрт его знает, для чего они там стоят. – Док нахмурился. – Просто как-то не хочется тут застрять, в непосредственной близости от этой дымящейся мусорной свалки под названием Геенна. Нет уж, увольте. Мы уж без этого как-нибудь обойдёмся. Понимаешь, о чём я?
– Ага, понимаю.
– И вот ещё что: попытайся не подорваться на минах.
– На минах?
Док как-то не обратил внимание на удивление и тревогу Джима:
– Ты ведь не слишком ужратый, да? Справишься?
Джим покачал головой. Но про мины хотелось бы поподробнее.
– Что, здесь, на Стиксе, есть мины?
Док небрежно махнул рукой:
– На этом участке – нет. Да и вообще, их тут немного. В основном там, на болотах, и ближе к дельте. Остались после Барбитуратовых войн. Но иногда мина-другая покажется. Так что если что заметишь, сразу же дай мне знать.
Джим сделал глубокий вдох:
– Угу, обязательно.
От мысли о минах Джим как-то враз протрезвел. Даже в глазах перестало двоиться. Он вдохнул полной грудью и сосредоточился на управлении катером. Джим не переставал удивляться, что здесь, в Посмертии, всё даётся ему так легко. Например, если нужно, то здесь можно сразу протрезветь. Так же просто, как щёлкнуть пальцами. Хотя, с другой стороны, кое-что сделалось невозможным. После смерти Джим не написал ни строчки. Он уже начал задумываться, что, может быть, этот глобальный творческий застой происходит из-за отсутствия страха смерти. Потому что его стихи были как вызов. Как бегство от смерти. Интересно, другие художники и поэты тоже утрачивают творческое вдохновение, лишившись в Посмертии этого мощного стимула? Наверное, всё-таки нет. Например, этот В-52 на дне каньона – это же явно чей-то прикол, творение какого-нибудь концептуального скульптора, рок-н-ролльщика в душе. И есть ещё этот Файбс, с его плавучим свадебным тортом. Может быть, Джиму пора перестать рефлексировать и признать наконец, что он просто исчерпал себя как поэт – ещё по ту сторону смертной черты.
Но как бы там ни было, исчерпал он себя или нет, занимался ли самообманом или смело смотрел правде в глаза – сейчас было не время об этом думать. Вписаться в поворот оказалось труднее, чем можно было предположить по небрежному замечанию Дока. В этом месте река была очень узкой, отвесные скалы нависали над водой с обеих сторон. Течение стало заметно быстрее. Катер шёл против него, и хотя мотор был достаточно мощный, он с трудом преодолевал напор встречного потока. Джим вцепился в штурвал обеими руками, стараясь удерживать катер прямо по курсу. Малейшее отклонение грозило обернуться крушением – катер неминуемо утащило бы на скалы, где разнесло бы в щепки.
– Ты как там, справляешься, Джим, сынок?
– Все в полном порядке, шкипер.
– Вот и славно. И продолжай в том же духе.
– Тут без твёрдой руки не обойдёшься.
– И не только тут, малыш.
– Ты говорил, что Геенна будет сразу за поворотом.
– Держи руль, мой мальчик. Обещаю тебе, ты увидишь Геенну уже очень скоро. Во всём её великолепии.
* * *
– Забить блудницу камнями!
Сперва Сэмпл как будто ослепла. Окружающий мир воспринимался только осязанием. Она знала, что вновь обрела прежнее тело, и это, конечно же, утешало. Однако, судя по ощущениям, ситуация, в которой она оказалась, была малоприятной. Сэмпл лежала на спине, на твёрдой земле, абсолютно голая, глядя прямо на слепящее яркое солнце в опасно ясном и чистом небе. Мелкие камушки врезались в спину. Все её тело покрывал тонкий слой пыли, даже в носу была пыль – даже во рту и в ушах, – как будто она пролежала здесь достаточно долгое время. Вокруг стояли какие-то люди. Она их не видела – только слышала. Видимо, это они предлагали забить камнями блудницу. Конечно, вполне вероятно, что под блудницей имелась в виду не Сэмпл, а кто-то другой. Впрочем, Сэмпл не тешила себя надеждой. С её-то счастьем… Похоже, в этом конкретном, отдельно взятом приключении удача ей изменила. Руку свело судорогой. Сэмпл с трудом подняла руку и прикрыла глаза ладонью. Да, похоже, она пролежала здесь долго. Когда зрение более-менее восстановилось, она различила сквозь разноцветные пятна, пляшущие перед глазами, какие-то тёмные фигуры, склонившиеся над ней. Они в самом деле говорили о ней.