– Наверное, видел. Но ты запомни: меньше знаешь, крепче спишь…
* * *
– На. Амулет, – сказала Антипиха, вручая Коле амулет в виде сердца. – Повесь его на шею. Встанешь завтра в полночь, в полнолуние, недалеко от Берестихи у Старого Дуба, что на берегу Гремячихи. И ровно в полночь сожмешь амулет, думая о сыне.
– И я увижу сына?
– Нет, – качнула головой Антипиха. – Ты улетишь к сыну!
* * *
Олена с Колей стояли у подножия Старого Дуба… Ярко светила Луна.
– Еще три минуты, – взглянув на часы и вздохнув, сказал Коля.
– Ну… Кланяйся там… Сыну привет от меня… И жене…
– Жены нет. Я разведен…
– Что это значит?
– Это значит, что мы разошлись с женой, – она живет сама по себе, я – сам по себе…
– Ты ее бросил…
– Нет. Она меня бросила.
– Тебя?! Бросила?!
– Конечно.
– Как?! Мужа бросить?!? Не понимаю!
– Во-первых, жизнь беспокойная… Все время у меня командировки, заброски, учения… Ну вот как только что… Или вроде… Жизнь трещину дала… Потом побольше… Потом уж поняли, – раз нет любви… Что ж? И нищета ее, конечно достала… Тоже ведь не последнее…
– Нищета?! Не знаю такого слова… Бедность, ты хочешь сказать? – догадалась Олена.
– Ага. Бедность. Ну сколько получает старший лейтенант?.. Я полтора года копил, чтобы матери своей в деревне корову купить… Так и не купил пока.
– У нас корова есть!
– Пять коз, козел и пять покосов, знаю.
– И что ж она, жена твоя, – сына бросила?
– Нет. Алешка сам так захотел: останусь с папой. И остался.
– И вы с женой не видитесь?
– Зачем? Он вышла замуж за крутого. За быка.
– За быка?!
– Ну, такого, знаешь, – му-у-у-у! Башмак с шестисотым…
– Не поняла я: бык? А башмак – это что?
– Ну, я хотел сказать, что он безбашенный, напрочь отвязанный.
– Бык?
– Отморозок. Но бабок много! Под миллион.
– Миллион бабок? Мать отца, мать матери и ихние сестры? Миллион старух? Тысяча тысяч? Больше, чем у Батыя коней?
– Я не успею все объяснить тебе, милая. Ты просто верь мне. Бабки – это не старухи. Это для многих цель жизни, – вот. Ну, для козлов, сама понимаешь… – он помолчал. – А что? Жизнь кипит.
– Но это ж грех! С быком, с башмаком, с козлами! Вы ж с ней перед Богом повенчены!
– Нет! Мы в загсе расписались, а потом отписались, – и все!
– Вы не стояли перед алтарем? В церкви, перед лицом Бога всемогущего?
– Да нет же, я ж сказал: мы не венчались!
– Так, значит, ты и не был никогда женат, – по нашему-то!
– Что по-вашему, что по-нашему, – я совершенно свободный человек!
– Но ведь… – не выдержав, Олена заплакала…
– Не плачь. Лучше спой мне на прощание одну из песен той самой Рагнеды.
– Нельзя! Этого делать нельзя!
– Почему?
– Если спою, ты здесь навеки со мной останешься, все, что я захочу, сделаешь, – закусив губу, Олена отрицательно качнула головой. – Нельзя!
Будильник на ручных часах Николая засвиристел…
– Прощай, Олена! Не рви мне сердце!
Олена покачнулась, теряя силы… Коля начал сжимать амулет:
– Прощай, Олена! Всю жизнь тебя буду любить! – он сильно сжал амулет и растаял в воздухе.
Олена, рыдая, рухнула на корни Старого Дуба…
* * *
В церквушке Берестихи служили всенощную – поминая Колю добром:
– …И благослови, Всевышний, путь его, – Николая, Спасителя нашего, – и освяти все разборки его грядущие, – с потрохами, гнильем, отморозками, плесенью, с гибэдэдэшниками лютыми… И да сгинет злая Беспредельщина…
* * *
Стремительно неслись струи безвременья… И вдруг их бег замедлился, затормозился… Сразу стало трудно дышать… Струи вдруг побежали в другую сторону, – назад, убыстряясь… Коля вздохнул полной грудью… Струи опять начали замедляться. Опять навалилось удушье…
Вперед, остановка. Назад. Остановка. Коля понял – случилось непоправимое. Смерть от удушья в поводьях безвременья…
* * *
В туманных поводьях белесых ночных облаков над лесом бежала полная луна…
Глядя на нее, Антипиха шептала вполголоса:
Сквозь волнистые туманы
Пробирается Луна…
На печальные поляны
Льет печальный свет она…
– Ну? – за спиной Антипихи появился Игнач.
– Я сделала все, как ты просил, мой Царь Лесов! – ответила Антипиха.
* * *
В церквушке Берестихи заканчивалась всенощная.
– И да воцарится на Земле под Небесами высокими Царство Светлое, Неотстойное, Беспонтовое, Безбазарное!
* * *
– Он там застрял – в безвременье! – сказал Игнач, глядя на свой, точно такой же амулет, как и у Коли. – Туда-сюда, туда-сюда… Он задохнется!
– А я тут ни при чем, – ответила Антипиха. – Я ему ясно сказала: сожмешь амулет, думая о сыне.
– Он думал не только о сыне… Но и о…
– Понятно!.. Но так не бывает, Царь. Либо – туда, либо – сюда!
* * *
Рядом с Колей, погибавшим в безвременье, внезапно нарисовался Игнач.
– Сожми еще раз амулет! Ты плохо его там сжал! И плохо думал…
– Не смог хорошо… Я… Нажал ради сына!
– Понятно! Нельзя – и туда и сюда! Жми!!! Твой выбор или смерть! Жми, задохнешься! Выбор! Нет времени!
Стараясь думать только о сыне, Коля сжал амулет изо всех сил. Последнее, что слышал он, срываясь с места, были затухающие в турбулентных потоках слова Игнача: «Главное, знай, запомни навечно: Миром правит Добро и Надежда!»
* * *
Коля бросился к сыну:
– Алешка!
– Папа! Что ты задержался?
– Я задержался?
– Ты ж обещал с утра вернуться из командировки! А сейчас уже шесть вечера.
– Дела, прости!
– Что за дела-то? – в голосе Алешки звучала легкая обида.
По лицу Николая пронеслась легкая поволока.
– Дела?.. Дела – у прокурора. У нас делишки. На ужин что?
– Пельмени – как всегда. Называются «Вкусные» – в кавычках, видишь?
– Ну, не домашние, – понятно.
