– Это все? – Ивонна подумала немного, прикидывая убытки, потом сказала: – Вы же знаете, что вам придется платить больше в случае просрочки?
– Да, мадам. Мы знаем и заранее согласны на все ваши условия.
– Хорошо, Паран. Я могу подождать. А если мой муж объявится, то и проценты не возьму с вас. Так что молитесь за него.
– Мы постоянно помним о нем, мадам. Как можно забыть такого хозяина! Мы и деток ваших помним и не забываем в своих молитвах. Да снизойдет милость Божья на ваши головы, госпожа наша. Большое спасибо, мадам, и пусть Господь благословит вас с детишками.
– Паран, зачем столько слов и столько народа с тобой? У вас же неважно идут дела в этом году. Так что лучше больше работайте и меньше треплете языками. Идите по своим домам и работайте. Это вам больше поможет. До свидания, господа.
Крестьяне, кланяясь, попятились к двери, а Ивонна стремительно отправилась проведать детей. Ей так хотелось успокоиться с ними, так любимыми, что она едва сдерживала себя, чтобы не побежать.
Эжен был занят с крестьянскими мальчишками в саду, куда им разрешалось приходить для игр с хозяйским сыном, а Мари играла с няней на веранде. Ивонна схватила дочь на руки, осыпала ее поцелуями так страстно, что та заплакала, тараща на мать синие глаза, наполненные крупными слезами, не понимая ее порыва.
– Няня, успокой малышку, а то я не в себе и затерзала ее. Ух ты, моя прелесть, – сказала Ивонна, копируя Пьера. – Прости свою взбалмошную мамочку. Я тебя напугала, но ничего. Как она, няня?
– Все чудесно, мадам. Кушает хорошо. Кормилица довольна ею. Зубки выскакивают, как и положено. Прелестное дитя, мадам. Видите, как хорошо сидит. И спокойная, вся в вас, мадам.
– А мне кажется, что моего у нее только глаза. Остальное от отца.
– Так даже лучше, мадам, если вам кажется, что она похожа на мессира Пьера.
– С кем в саду Эжен?
– С ребятишками под присмотром Актава, мадам. Неугомонный какой ваш Эжен, не находите ли?
– Это хорошо. Пусть играет, аппетит нагуливает.
– При его резвости никакая еда не прибавит ему жирка под кожей, мадам. Уж очень шустрый мальчик.
– Мальчику стыдно нагуливать жирок, Роберта. Розалию не видела?
– Кажется, она на кухне, торопит с обедом, сударыня.
Ивонна поиграла немного с Мари, которая быстро успокоилась, улыбалась почти беззубым ротиком, хватала мать за локоны. Обеим было радостно и весело, казалось, все напасти отодвинулись далеко и больше никогда не вернутся.
Но Ивонна вдруг так переменилась в лице, что Роберта даже испугалась ее отсутствующего взгляда. Ивонна поднялась, натянуто улыбнулась Мари и молча удалилась своей энергичной легкой походкой.
Она прошла в кабинет, уселась в кожаное кресло, утонув в нем почти с головой, и задумалась. Ивонна перебирала в который уже раз все сказанное Фомой, сопоставляя слова, выражение лица, мимику и жесты. Все в голове складывалось в цельную картину с необыкновенной отчетливостью.
– Нет, – начала она тихо говорить сама себе, – тут что-то не так. Я постоянно это чувствую. Недаром я так недовольна посещениями этого противного Фомы. Он виляет и не говорит всего. Но лишь бы Пьер был жив. Господи, помоги ему выбраться или хотя бы дать о себе весточку!
Прозвучал сигнал к обеду, Ивонна недовольно скривила губы. Она поднялась, нужно было привести себя в порядок и проследить за Эженом. Тот, как всегда, запоздает и будет оправдываться.
По дороге ей попался Давила. Он стоял в стороне громадной неподвижной фигурой, провожая глазами Ивонну. Та вдруг остановилась и поглядела в глаза свирепого разбойника. Улыбка осветила все лицо женщины, а Давила смущенно опустил глаза. Ивонна сказала, подойдя ближе:
– Милейший разбойничек, что ты здесь делаешь в одиночестве?
– Сударыня, мне все кажется, что вам что-то грозит, меня почему-то никак не отпускает страх за вас.
– С чего ты взял, что мне что-то грозит, мой славный разбойник?
– Мадам, я уже давно не разбойник – и это ваша заслуга. Вы много для меня сделали, и я никогда не забуду этого.
– Ты преувеличиваешь, Давила. А кстати, как твое настоящее имя? Уж если ты больше не разбойник, то и имя у тебя теперь должно быть нормальное.
– Неужто мадам станет называть меня по имени? Это большая честь для такого, как я.
– И все же…
– Меня крестили Полем, мадам. Поль Баден, с вашего позволения.
– Да у тебя просто прекрасное имя, Поль! А то – Давила! Просто невозможная кличка. Ужас! Как тебе тут живется, Поль? Скучаешь, наверное?
– Мадам, я очень рад, что живу рядом с такими людьми, как вы и ваш супруг. Правда, его нет сейчас, но я верю, что он вернется и вы еще изопьете чашу своего счастья, мадам.
– О, да ты поэт, Поль! Какие витиеватые выражения. Вот не ожидала услышать такое от тебя. А относительно моего супруга… Большое спасибо за утешение, Поль, – тихо сказала Ивонна.
– Не отчаивайтесь, сударыня. Я слышал, как говорили образованные люди – надежда умирает последней. Так что надейтесь и ждите. Он вернется, я в этом уверен, мадам.
– Как же хорошо ты утешаешь меня, Поль. Спасибо тебе еще раз! Ты мне доставил большое удовольствие своим разговором. Иди обедать.
– Приятного аппетита, сударыня! – ответил Поль и потупил кудлатую голову. Потом, когда Ивонна уже дошла до двери, добавил: – Как я жалею, мадам, что меня не было рядом с мессиром. Я бы не оставил его одного на палубе неприятельского судна. И мне кажется, что тут не все чисто, сударыня. И не очень-то доверяйте мессиру Фоме, мадам. Он слишком хитер и коварен. Остерегайтесь его, сударыня.
– Ты так считаешь, Поль, – голос Ивонны дрогнул, она почувствовала, какая правда зазвучала в голосе Поля, а ведь он должен был знать Фому гораздо лучше ее или даже Пьера.
– Да, мадам. Он опасен, у него что-то недоброе на уме, я его знаю. Но я всегда рядом, мадам. Можете целиком на меня положиться. Я вас в обиду не дам, уверяю вас, мадам.
– Спасибо, Поль, – с этими словами Ивонна скрылась за дверью столовой.
Глава 10
Новый стражник
По пятницам, которые у мусульман являются днями отдыха, на работы никого не гоняли, и пленники наслаждались относительным покоем и праздничной едой. К их обычному пайку в этот день добавляли аж целую горсть фиников и ложку риса.
– Знаешь, Пьер, я теперь стал понимать тебя, – как-то заметил Арман после очередной праздничной трапезы.
– Ты очень туманно говоришь, Арман. Поясни свою мысль.
– Ты как-то говорил, что все надо воспринимать без злобы, трагизма и ожесточения, а так, как оно есть. Уверял, что так легче переносить все напасти, которые иногда сваливаются на человека.
