Он был молод, не больше семнадцати-восемнадцати лет, в ободранной рубахе и рваных полотняных штанах. Больше никакой одежды на нем не было.
– И не проси, хлопец, – отрезал Макей. – Мы казаки, идем на войну и взять тебя не можем. Ищи своей доли сам.
– Дядько Макей, – тихо молвил Лука, – может, можно, а?
– Цыть, куренок! Не твоего ума дело! Замолкни!
– А сколько приехало ляхов, хлопец? – поинтересовался Терешко Богуля.
– Да пятеро молодых, пан казак! Сидят, уже напились, а все требуют еще. И девок наших требуют. Вот все и разбежались кто куда от греха подальше.
– Гляди, как обнаглели, паразиты папские! – вскричал Яцко Качур. – Всыпать бы им хорошенько! Прямо руки чешутся!
– Можно было б и почесать, – заметил Терешко мрачно. – Что с тебя возьмешь? Ты казак в походе и завтра будешь далеко. Ищи ветра в поле.
– И то верно, дядько Терешко! – воскликнул Лука. – Сходить бы в деревню и накостылять по шеям этим проклятым панам!
– Сиди, молокосос! – остановил Макей юношу. – Ишь, разорался, казак!
– Да брось ты, Макей, – остановил начавшегося злиться десятника Яцко. – Я с большим удовольствием бы взялся за это, братья-товарищи.
– А что? Всего верста, а их пятеро перепившихся панов. Ну и еще один. – Лука оглядел собравшихся у костра. – Дядько Макей, дозволь сходить. Охота косточки поразмять, а то я все с лошадьми возился. А впереди война. Надо мне привыкать к оружию, да и свое раздобыть. Дозволь, мы быстро смотаемся, и никто не узнает.
Макей засопел, казаки дружно наседали.
– Слушай, дядько Макей! – предложил Лука. – Ты ничего не знаешь, а мы сами все сделаем. Пана сотника нет, и вернется поздно, да и на кой ему проверять нас после гульбы с австрияками, что вчера встретили нас на дороге. Идет?
Макей продолжал молча сопеть, жадно затягивался табачным дымом, но все в обозе уже знали, что это лишь видимость. Он просто побаивался сотника и не хотел брать ответ на себя.
Терешко не выдержал и крикнул задорно:
– Собираемся, товарищи! Макей не возражает. Он просто ничего не знает. Тебя как у вас в деревне кличут? – обернулся он к пришедшему хлопцу.
– Яким Ярыга, пан казак, – тихо ответил парень.
– Во! Еще один Яким появился! Яким, Рядно, гляди, тезка твой! Хватай сабли, пистоли и пару пик. Мушкеты не трогаем. Обойдемся. Яким Малый, так пока будем звать, веди коротким путем. И тихо.
Скоро семеро теней скрылись в темноте. Макей вздохнул, покачал головой, выколотил люльку о палку и полез под мажару спать, укрылся попоной и затих.
– Вот и пришли, казаки, – прошептал Яким Малый.
– Это панская хата? – спросил Терешко.
– Она самая. Окна еще светятся. Пьют еще.
– Говорил, что маленькая, а там, наверное, окон десять. Да ладно. Собаки во дворе есть?
– Есть, да заперты в сарае. Гости, – ответил Яким.
– Веди, только тихо, – приказал Терешко.
Казаки, пригибаясь и стараясь не шуметь, прокрались во двор. Кругом было темно и тихо. Лишь смутные голоса доносились из открытых окон, где теплились лучины и одна свечка.
– Как договорились, казаки, – прошептал Терешко. – Пугаем пистолями, вяжем, а потом видно будет. Оружие держать наготове. Не стрелять без необходимости. Не стоит поднимать шум. Пошли.
Прошли сени. Дверь в горницу была открыта и тусклый свет освещал немного просторные сени.
Заглянули в горницу. Там сидели пятеро панов в расхлестанных рубашках, один лежал на лавке и спал. Две девки со страхом в глазах сидели на коленях панов, руки которых жадно шарили под юбками и сорочками.
Казаки поправили повязки, закрывавшие им нижние части лица, шагнули в горницу. Терешко зловеще приказал, наставив пистоль в грудь одному из панов:
– Всем молчать, панове! Сидеть смирно или умрете! Руки на стол!
– Этт-то чт-оо за быдло? – прошамкал с полным ртом один пан.
Лука вспомнил Мироновку, порубанную родню, подскочил и хрястнул того в зубы, ободрав суставы. Яким Рядно двинул стволом пистоля в лицо хозяину, крикнув зло:
– Молчать, паскуды польские! Убью!
Попытка вскочить была остановлена нервным взмахом сабли. Один лях со скрипом зубовным свалился в лужу собственной крови.
– Зря ты это, хлопец, – заметил Терешко, но без сожаления, обращаясь к казаку по имени Ермило Гулай с черным оселедцем и пронзительными глазами того же цвета. Ему было лет под сорок, но выглядел он совсем молодым и легким в движениях.
Побледневшие ляхи оторопело застыли в напряженных позах, ожидая, что произойдет дальше.
Хозяин, моложавый рыхлый мужчина лет тридцати пяти, трясущимися руками шарил по столешнице. Его влажные губы наконец промямлили:
– Чего вам здесь нужно, холопы?!
– Это тебе за холопов! – наотмашь ударил того по лицу Лука. – Еще раз вякнешь – и я отправлю тебя к Богу на небеса! Выкладывай гроши, падло!
Яцко несильно кольнул кинжалом в шею хозяина, тот чуть не свалился с лавки от страха, но молчал.
Терешко взял чью-то люльку, раскурил и выбил об голову пана ее содержимое. Поляк, с кем это случилось, только открыл было рот для вопля, как Терешко сунул дуло пистолета тому в рот, ощущая крошево зубов, и прошипел зловеще:
– Спросили, где гроши, так отвечай, иначе поджарим по-настоящему! Быстро!
Тот только в недоумении пожимал плечами, не в силах проговорить хоть бы слово, и лишь мычал, пытаясь языком вытолкнуть ствол пистолета изо рта.
– Хватит его пугать, – отстранил руку Яцко Терешко. – Попробуем хозяина. У него язык лучше подвешен. Ну, пан, где гроши? Выкладывай живо!
Лабза уже накалил конец шомпола от пистолета и вопросительно поглядывал на Терешко. Тот мотнул головой.
– Нет! Не надо! Я все отдам! – упал на колени хозяин. – Только не пытайте!
– Это хорошо, пан, – язвительно ответил Терешко. – Торопись.
Хозяин затрусил в соседнюю комнату. Терешко последовал за ним.
Лука все это наблюдал округлившимися глазами. Потом его взгляд упал на ковер на стене, где был набор оружия из двух сабель, копья с коротким древком, топора старинной ковки и лука с сагайдаком со стрелами.
Глаза у него загорелись. Он вопросительно глянул на Яцко, и тот ответил с усмешкой в глазах:
– Правильно, бери, хлопец. Теперь это все твое, и еще пистоли где-то у панов должны быть. Ага, вижу. Их тут целых восемь. Тебе повезло. И припас к ним! Все забираем. Пригодятся.
Лука благодарно ответил немым взглядом, торопливо стал срывать со стены оружие и неумело цеплять его на себя. Потом, отойдя от страха и оцепенения, сказал беглому Якиму:
