Где, где! Да понятно где, но никто вслух сказать не смел, когда поутру спохватились. Убиенных-то закапывали впопыхах, ни о чем другом не думая, как побыстрее справиться. Вместе с мечами закапывали, в доспехах, как были они.
– Я все думаю… – наконец кашлянул Ленок, отведя Сивела. – К чему мертвецам доспехи и оружие? Они нам больше пригодятся. А?
– Это что, могилы разрывать?
– Ну и что? Мы зарывали, мы и разроем. Возьмем нужное нам и уже ненужное им. Снова зароем.
– Боги разгневаются, накажут.
– Да боги-то не наши! Мы им ведь не верим, значит и не вольны они над нами. А?
– Ну, не знаю… Как-то нехорошо…
– Ага, нехорошо! – согласился Ленок, будто поддакнул. – Без мечей, без кольчуг куда как нехорошо. А вот с мечами, с кольчугами, с топорами боевыми – куда как хорошо. А?
– Так-то оно так, но… Ну, не знаю…
– Не пойдешь, значит?
– А ты что, пойдешь?
– Да, пойду. В подмогу только бы надо кого-нибудь. А?
– Не страшно, Ленок?
– Ночью страшно, а днем ничего.
Сивел колебался. Мертвецы пугали его – что ночью, что днем. Нет, в бою-то понятно! Вот враг, ты его порубил, мертвым сделал и забыл про него – дальше ринулся, до следующего врага. Но чтобы вот так… Землю копать, телеса недвижимые ворочать, кольчуги сдирать, из рук застывших оружие рвать. А запах!.. Оно, конечно, мертвым оружие ни к чему, да и сраму они, мертвые, не имут. Но все же, но все же…
– Или трусишь, Сивел? – задел за живое Ленок, прищурившись. Знал, за что задеть.
– Я?! Трушу?! А ну пошли! Пошли, сказал!
– Ну, пошли. Беляну скажем?
Снова заколебался Сивел. Знал, что братка наверняка воспретит. А может, и ладно так? Воспретит – ну и не пошли они с Ленком на могилы. И не потому не пошли, что боязно, а просто братка главный, ему и разрешать или… воспрещать. А воспретит! И – взятки гладки. С кем всегда проще всего договориться, так это с самим собой. Но и кого трудней всего победить, так это самого себя.
– Беляну-то? Скажем, – решил Сивел. – Все ж главный он теперь.
Ленок, который дыхание затаил в ожидании ответа, сплюнул в досаде. Не выгорело дело!
– Скажем Беляну, что на охоту собрались. Засветло, дескать, пойдем, к вечеру, дескать, возвратимся. А ты что подумал? А? – передразнил Сивел всегдашнее «А?» Ленка.
– Да я только и подумал, что колья поострей затесать надо, чтоб копать сподручней было.
* * *
Белян поверил. Оно и понятно – самые честные глаза, известно, у тех, кто врет. Пожелал доброй охоты и богатой добычи. Наказал вернуться не позднее вечера.
Да уж постараются! Ночью на могилах как-то неуютно.
Кладбище новоявленное – на месте разоренного лагеря. Сами-то переместились на милю вверх по речке, чтобы тени мертвых по ночам не навещали, да и от моря подальше, чтобы в шторм поспокойней было. Вот теперь пошли вниз по реке, пришли.
Кресты грубые на холмиках. Кое-где земля просела. Рыхлая она, не слежалась. И дождей не было днями.
Работы, однако, непочатый край. Сюда бы еще помощников! Того же Канута, исполнительного и старательного. Того же сероглазого Свена, жилистого и работящего. Но сказано – боги разгневаются, накажут. Боги Канута и Свена. Все же соплеменники под землей лежат. Зачем подставлять? Да и то сказать, вдруг души погибших без оружия в Валгаллу не пустят?
Другое дело, что нет уверенности, что ихние боги равнодушны останутся к чужакам, которые пусть им и не верят.
Постояли, собираясь с духом. Эх!..
Ленок воткнул затесанный кол в первый холмик. И… Ничего не случилось. Небеса не разверзлись. Перун молнию не метнул. И этот… как его… Один, что ли?.. Тоже никак не проявился.
Ну, тогда за дело! Раньше начнем, раньше кончим!
Забыть бы, забыть бы потом насовсем, как им там пришлось. Плохо пришлось. Дрожь лихорадочная и тяжесть чугунная в теле. Дыхание прерывистое, чтоб пореже смрад проникал в нос. Пот обильный, липкий. Оторопелость всеохватная при узнавании тех, кто был с ними долго, а теперь вот в земле, а теперь вот снова на свет божий явился… ненадолго.
Вот Орм… Да вроде он. Как же изменился ты, Орм! И тело порублено в куски, и лицо тлением уже тронуто, зеленое. Ф-фу-у… Нужна тебе, Орм, кольчуга? Не нужна ведь. Отдай, а? И меч тоже. Ну, отпусти, отпусти. Отдай… Уф-ф!
А вот Гест… Добрый ты рулевой был, Гест. Зачем рулевому топорик боевой? И шлем? Особенно шлем, когда тебе голову напрочь снесли, Гест. А? Дай поносить?
А вот… Кто же это? Не понять. Изуродован до неузнаваемости. Но меч у него добрый, тяжелый меч, справный.
А вот…
И как зарекаться после этого?! Дескать, никогда более новгородцы их не увидят. Свиделись, однако. А не зарекайся…
Они, оба-два, Сивел и Ленок, разрывая могилы, говорили с мертвяками, как с живыми, отпугивая наваливающийся ужас и гнет тоски. Перекликались меж собой, каждый из своих ям, бодрости для. Куча оружия и прочего воинского снаряжения росла и росла.
Хватит, пожалуй. Небо стало серым. И все темнело. Вечер близится. Пора в обратный путь. Все же Белян наказал к вечеру быть.
– Эй, Сивел? – блеюще окликнул Ленок из своей ямы. – Вроде пора?
– Давно пора, Ленок! – нарочито твердо ответствовал Сивел из своей. – Нам еще все это снова землицей забросать надобно.
– Ой, надобно!
Оба-два торопливо выкарабкались из разрытых ям и… оба-два замерли в раскоряченных позах.
Ведьма! Ведьма стояла посреди кладбища. Старица Берит. Что ей здесь? Или еще горсточку ячменя собирает посреди разоренного лагеря? Глядела на них молча, жутко. Сейчас возденет руки к небу, каркнет – и повалятся они, оба-два, кулем в могилы разрытые. Ни ногой, ни рукой не пошевелить. А она их потом присыплет сверху. И – ни следа…
Старица руки к небу не воздела. Но каркнула:
– Злое делаете. Но доброе.
Поди пойми!
– Для мертвых – злое. Для живых – доброе.
Отлегло! Считай, если не одобрила, то и не осудила.
– В речке доспехи обмойте, – подсказала. – И песком чистить надо. Яд на них…
Сказала и пропала. Исчезла, будто не было ее.
* * *
– Добрая охота? Богатая добыча? – вопросил Белян возвращенцев, груженных тяжелым железом. Сильно нажал голосом. У него из-за плеча выглянула вездесущая старица, шепнула что-то на ухо.
– Добыча богатая. Охота добрая, – ответствовали возвращенцы, потупясь. И не соврали как бы. Вот она, добыча – богаче некуда. Насчет же доброй охоты – они ж не сказали допрежде, на кого, а вернее, на что охотиться отправились.