Эскаргот опять дернул за веревку, и опять гном поднялся с выпученными глазами на носки. Затем веревка ослабла, и Шелзнак напряженно опустился на пол. Он взглянул на Джонатана, словно подозревая, не мог ли кто-нибудь из путешественников каким-то образом дернуть за веревку в третий раз, просто ради развлечения. Но вдруг у него над головой раздался деловой голос Эскаргота:
– Только двинься – и ты опять повиснешь!
Гном предпринял слабую попытку взглянуть на потолок, но его движение было явно неудачным – голова оказалась в неудобном и неприятном положении. Шелзнак взглянул на дубину, лежавшую от него всего в трех футах. Он принялся медленно вытягивать ногу, пробуя дотянуться до нее, но не успела его нога продвинуться и на несколько дюймов, как веревка натянулась вновь и гном резко взлетел вверх.
Когда натяжение веревки ослабло, он больше не пытался достать свою трость. Несколько долгих минут он стоял не двигаясь и обдумывал свое положение. Наконец, когда Шелзнаку стало ясно, что кто-то там, наверху, готов ждать до бесконечности, он заговорил.
– Кажется, я имею удовольствие, – начал он очень вежливым тоном, – разговаривать со своим старым коллегой Теофилом Эскарготом?
– Совершенно верно, – ответили сверху.
– Думаю, – продолжал Шелзнак, – что за прошедшие годы ты не растерял свою ловкость.
– Нисколько, – ответил Эскаргот.
– А мальчик? Как поживает твой мальчик?
– Вполне хорошо. Шлепает твоих гоблинов, правда далеко отсюда и потому их воплей не слышно.
– Как, прямо сейчас? – Шелзнак вдруг подмигнул Джонатану, как будто только им двоим было известно что-то насчет этого дела. – Моим гоблинам, кажется, очень нравятся такие штуки. Странные они, эти гоблины. Чем больше бед на них насылаешь, тем они счастливее. Не так уж важно, что они, а может, кто-то еще, немножко пострадают. Но правда, как твой парень? Рад был увидеть знакомое место вновь?
– Чрезвычайно, – усмехнулся Эскаргот.
– Я уверен, он был бы счастлив еще больше, если бы остался здесь на несколько месяцев, когда был здесь в первый раз. Я мог бы поучить его немного. Возможно, это еще впереди.
– Вряд ли, – произнес Эскаргот, пару раз дергая за веревку. – Учителей хватает и в других местах. А все, что можешь делать ты, – это плясать.
Шелзнак пожал плечами. Возможно, Эскаргот знал, о чем говорил.
– Не возражаешь, если я закурю трубку? – спросил гном.
– Нисколько. Полагаю, что это традиция.
Шелзнак издал радостный, но неубедительный смешок. Он положил часы обратно в жилетный карман, а из другого кармана извлек трубку и табак и принялся за дело. Джонатан думал, что сейчас невесть откуда появятся клубы тумана, но этого не произошло. В конце концов, никакой туман никогда не снимет веревку с его шеи. Примяв в трубке табак, попыхтев ею, чтобы он лучше разжегся, и опять примяв его, гном засунул табак, спички и пестик обратно. Затем он вытащил часы и так держал их перед собой, словно проверяя, сколько времени.
– Вот это и есть то, что ты хочешь от меня заполучить? – спросил он, вытаскивая трубку изо рта. – Я полагал, что мы уже рассчитались. В конце концов, мы же заключили соглашение. Или ты забыл об этом? Тебе – парень, мне – часы. Потом ты без всяких обсуждений включил в сделку еще и летающую свинью. А что делал я? Может, я превратил тебя в лягушку или натравливал на тебя ящериц? Нет. Я сказал себе: ладно, это всего лишь старик Теофил со своими фокусами. Я, как говорится, просто подставил другую щеку. Я знал, что вы спрятали плот в Заводи Хинкла. Но разве я поджег его? Нет. Я ведь философ, как тебе известно, и считаю, что никто не должен мстить или обижаться. И в том числе доктор Шелзнак. А что делаешь ты? Ты пролезаешь в мой дом и надеваешь мне на шею веревку, когда я занимаюсь своими делами. Это просто недопустимо, так я полагаю. Совершенно недопустимо.
Но я философ. Я уже говорил это. И я готов забыть все обиды. Однако, думаю, эти разбойники должны ответить за то, что они посчитали умным делом разбить мое окно. Возможно, мы и придем к соглашению. Они, к несчастью, не в настроении сейчас вести переговоры, поэтому за них это сделаешь ты. Что ты на это скажешь?
Эскаргот молчал.
– Это печально, – сказал Шелзнак, – но мне как раз сейчас нужны человеческие органы. Ничего жизненно важного, уверяю тебя, – не сердце или мозги, не руки или ноги. Мне нужны только печень, селезенка и двадцать с небольшим футов хороших жилок. Все равно это ждет их.
И он опять подмигнул Джонатану, правда на этот раз отнюдь не дружелюбно.
– Освободи их, – произнес Эскаргот, явно не расположенный сейчас к шуткам и веселью. – Освободи и отдай часы пожилому человеку. Попробуешь что-нибудь выкинуть, и тогда тебе понадобится новая шея.
Шелзнак усмехнулся, попыхтел своей трубкой, затем вытащил ее изо рта и принялся рассматривать отверстие в ней, словно надеясь увидеть там что-то удивительное.
– Ты такой забавный. Я всегда говорил, что когда требуется шутка, на это существуют такие люди, как Теофил Эскаргот. Ты еще не сломил меня, сэр, но, очевидно, ты в хорошей форме. Ты честно продал мне эти очень интересные часы, а теперь надеешься, что я верну их тебе. А ты не хочешь отдать мне парня? И этих двух ничтожеств? Я могу получить их?
– Ты можешь получить вот это, – ответил Эскаргот и так сильно натянул веревку, что трубка вывалилась изо рта у Шелзнака, из отверстия посыпались горящие клочья табака. Ноги гнома стали дергаться во все стороны, затем он опустился на пол и стал постепенно приходить в себя. Он сжимал рукой часы и, свирепо оглядываясь по сторонам, пыхтел, восстанавливая дыхание. Оправившись, он произнес до отвращения спокойным голосом:
– Если ты еще раз сделаешь это, господин Эскаргот, то я опять запущу эти часы и ты присоединишься к своим друзьям на полу. Советую тебе свернуться мячиком, когда будешь падать, чтобы сохранить свои органы в целости и сохранности. Не терплю расточительности.
– Это было бы интересно, парень, – произнес Эскаргот в своей обычной манере, – но на пол я не шлепнусь. Ни за что. Эта веревка обвязана вокруг моей талии и перекинута через балку. Но если я все же упаду, ты тут же улетишь вверх и задохнешься.
– А тебе разорвет все внутренности, – ответил Шелзнак. – Это уж точно.
Снаружи в темноте раздались громкие крики. В окне показалось несколько гоблинов, они увидели застывшие в разных позах скелеты, путешественников и своих приятелей – гоблинов, взглянули на подвешенного на веревке хозяина и опять скрылись в темноте. Время от времени вопли становились тише – очевидно, вопящие чудища отходили к болотам, но потом опять приближались к Башне. Вокруг лаяли волки, кричали и визжали гоблины, в окно то залетали, то вылетали летучие мыши, и время от времени мимо, судорожно подергиваясь, пробегал долговязый скелет. Он туда-сюда вращал головой и, несмотря на пустые глазницы, оглядывался вокруг, словно искал кого-нибудь, кого можно было бы напугать.
