— На что ты надеешься?
— На чудо, — хмыкнул Алексей.
— Хорошо, — процедил Павел. — А ты знаешь, что Иосиф Виссарионович, Рузвельт и твой любимый Черчилль считают твою кандидатуру оптимальной на пост послевоенного президента Северороссии?
Алексей остолбенел от такого известия. Около минуты он приходил в себя, после чего проговорил:
— Я еще могу понять союзников… но вы…
— У политики свои законы, — вздохнул Павел. — То, что большая часть населения Северороссии не на стороне компартии — факт, который приходится признать. Президент-коммунист — это повод для гражданской войны, которая никому не нужна. Ты — как раз тот человек, который может устроить всех. Ты — тот, кто прекратит войну, сохранит хрупкий баланс. Нас больше устраивает нейтральная, демократическая, пусть и буржуазная Северороссия, чем управляемая фашистским прихвостнем Оладьиным. Поверь, позиция Сталина сейчас изменилась.
Павел развел руки и расплылся в улыбке, всеми силами стараясь внушить собеседнику, что намерения его чисты, а слова правдивы.
— Но советские оккупационные войска будут стоять в Петербурге? — спросил Алексей.
— Да, — кивнул Павел.
— И вас не беспокоит, что я — убежденный антикоммунист?
— Нет, политика есть политика. Мы хотим мира и больше ничего.
Алексей откинулся в кресле, потом скривился, будто проглотил горькую пилюлю, и произнес:
— Хорошо, что я покинул политику. Уж больно заманчиво выгладят некоторые предложения. Я прекращаю войну, обеспечиваю вам лояльность населения, успокаиваю союзников. Потом вы производите переворот, выбрасываете меня как ненужную ветошь и железной пятой давите страну. Как сладки ваши речи! Только вот поминать меня будут уже года через четыре не как человека, остановившего войну, а как того, кто привел к власти коммунистов.
На лице у Павла появился хищный оскал.
— Подонок, — с чувством произнес он, — ради своего антикоммунизма ты готов видеть, как льются реки крови.
— Я просто знаю, что если сейчас сложить оружие, одни реки крови сменятся другими. А еще я могу призвать людей не сражаться, но только если это не будет стоить им свободы. Иначе я предам себя и их.
Павел откинулся на спинку дивана и зло проговорил:
— Двадцать пятое мая — твоя работа. Алексей кивнул.
— Об одном жалею, что не пришил тебя тогда в семнадцатом, — прошипел Павел.
— А я ни о чем не жалею, — отвел глаза Алексей. — Хотя давно понял, что, пока мы ходим с тобой по одной земле, будем сражаться.
— Твой ответ окончательный? — наклонился вперед Павел.
— Да, — жестко произнес Алексей.
Павел поднялся и направился к выходу. Покидая комнату, он громко хлопнул дверью. Тут же в гостиную вбежала Екатерина. Осторожно подойдя к мужу, спросила:
— Что-нибудь случилось?
— Слава богу, ничего, — ответил Алексей.
На журнальном столике зазвонил телефон. Екатерина подошла к нему, сняла трубку и произнесла:
— Алло.
Потом, заслонив микрофон ладошкой, проговорила:
— Тебя какие-то англичане из белого зала.
— Какого белого зала? — не понял Алексей. — Господи, Уайт Холл!
Словно пружина вытолкнула его из кресла. Подлетев к жене и схватив трубку, он произнес:
— Татищев.
— Господин Татищев, — отозвалась трубка по-английски, — с вами сейчас будет говорить премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль.
— Слушаю, — выдохнул Алексей.
В трубке раздался щелчок, после которого он услышал давно знакомый ему, а теперь известный и всей Европе голос:
— Здравствуйте, Алексей. Рад вас слышать.
— Здравствуйте, я тоже рад.
— Я ознакомился с вашим планом, изложенным в письме на мое имя, — быстро проговорил Черчилль. — Он мне понравился. Более того, мы уже предприняли некоторые шаги для его реализации. Мне бы хотелось поговорить с вами лично. Вы можете прилететь в Лондон?
— Есть определенные ограничения…
— Я же сказал, мы предприняли некоторые шаги, — прервал его Черчилль. — Вам не будут препятствовать. Если вы согласны, в стокгольмском аэропорту вас ждет частный шведский самолет.
— Я вылетаю, — ответил Алексей.
* * *
Алексей прошел в кабинет Черчилля. Премьер встал и вышел из-за стола, пожал руку посетителю и предложил сесть в мягкое кресло у окна, сам плюхнулся в кресло напротив.
Рассматривая лицо старого знакомого, Алексей думал: «Постарел, осунулся. Нелегко это — руководить государством во время войны».
— Скажите, Алексей, — без традиционного вступления начал Черчилль, — вы действительно убеждены, что советская оккупация Северороссии автоматически означает ее советизацию?
— Превращение в марионеточное социалистическое государство — как минимум, — ответил Алексей.
— Вы полагаете, что советский режим не склонен к эволюции и после окончания войны продолжит свою экспансию? То есть Сталин не удовлетворится передачей ему Северороссии и некоторых других стран Центральной Европы, а лишь использует их как плацдарм для дальнейшего прыжка?
— Именно так, господин премьер-министр. Британия уже пыталась задобрить Гитлера в Мюнхене и лишь разожгла его аппетиты. Не стоит повторять эту же ошибку со Сталиным. Он куда более опасный зверь.
— Поляки и прибалты считают так же, — проворчал Черчилль. — На удивление, Оладьин тоже. Как я понял из вашего письма, вы считаете, что ввод британских и американских войск на территорию Северороссии может предотвратить ее советизацию. Это так?
— Совершенно справедливо, — кивнул Алексей.
— Видите ли, в чем дело, — проговорил Черчилль. — Простой ввод войск союзников может быть расценен Сталиным как недружественная акция. Могут возникнуть осложнения.
— Это не проблема, — пожал плечами Алексей. — Если Оладьин одобрит этот план, вы можете объявить войну Северороссии и высадить десант в Мурманске. А там задача уже Оладьина и Маклая — обеспечить, чтобы войска капитулировали, только завидев союзников, и дрались бы до конца на советском фронте.
— Оладьин одобрил этот план, — подтвердил Черчилль, — притом именно в такой форме, в какой его предложили вы. Он уже понял, к чему приведет война. Правда, кроме десанта под Мурманском, мы еще проведем войска через Норвегию и Финляндию. Согласие финнов получено. Это, конечно, тоже не гарантирует от некоторой напряженности в отношениях с Москвой… но политические выгоды куда больше. Этот вопрос решен. А пригласил я вас с другой целью. Нас не устраивает кандидатура Оладьина на посту президента после капитуляции Северороссии. Слишком уж замаран сотрудничеством с Гитлером. Это будет козырь в руках коммунистов. Кроме того, его амбициозные планы создания великой Северороссии, авторитарные методы правления… Неприемлемо.
