— Ну, сказывай, — тут же забыл про Андрея боярин.
— Татары намедни налетели, Илья Федотович. Счастье, грохот мы услышали, пожары углядели. Успели и головы унесть, и скотину спасти, и добро прибрать.
— Да, это я знаю, — кивнул боярин Умильный, — молодцы.
— Полей нам басурмане не потравили, токмо у россоха потоптали малость. Но дом Гешкин запалили и сараев разных полдесятка. Я вашим именем лес от реки брать дозволил, пять-два сосен повалили.
— То правильно, — кивнул хозяин, — лес погорельцам дозволяю рубить невозбранно, солому этим годом можете не везти. Хворых, увечных нет? Поля уродили?
— Бог миловал, батюшка Илья Федотович, — размашисто перекрестился староста. — Грех жаловаться, недоимок не жду.
— Вот и лепо, Трифон Георгич. — Боярин Умильный повернул голову к Андрею: — Так что скажешь, служивый? Сговорились мы с тобой?
— Да! — стряхнул с себя неуверенность Матях. — Договорились.
— Тогда знакомься, Трифон Георгич, — поднялся на ноги и развернул плечи Илья Федотович. — Новый помещик отныне у вас в Порезе будет. Боярин Андрей Беспамятный. Человек ратный, храбрый. Прошу любить и жаловать.
— Здрав будь, боярин, — снова поклонился мужик. — Сегодня упрежу всех в деревне.
— И скажи, чтобы не дергались, — добавил от себя Андрей. — Я покамест ничего менять не собираюсь. Все по прежнему уложению пойдет.
— Благодарствую, боярин, — еще раз поклонился староста и двинулся к двери.
— Постой, — окликнул его Илья Федотович. — Варвара-то где?
— Она со мной пришла, боярин, — кивнул в сторону кухни Трифон. — Колдует уже. Мы сегодня, новоселья ради, косых маленько побили. Так она почки-то собрала со всех, сейчас тушит.
Действительно — едва староста ушел, в горницу проскользнула розовощекая девица. Не то чтобы толстая, но в теле, одетая не в вышитый, а в набитной цветастый, синий с алыми розами, сарафан, с таким же платком на плечах. Голову закрывал повойник, но по лбу и назад, к атласному накоснику, шел широкой лентой многоцветный бисерник.
— Грибочками пока побалуйтесь, — поставила она на стол большую деревянную миску, пару деревянных расписных стаканов. — Мне токмо меду хмельного нести али хлебного вина отпробуете?
— Отпробуем, — придвинулся к ней боярин. — А как же. И еще чарку принеси, ты тоже отпробуешь…
— От еще, — гордо и независимо дернула плечом Варвара, и Матях сразу почуял, что в отношениях девки и боярина что-то не то. И явно недаром холопы хихикали, снаряжая его принимать Порез, и дом для отдыха боярин здесь построил не зря. Хотя, с другой стороны — а чего бы он тогда деревню эту первому встречному отдавал?
— Помоги… — Боярин прихватил лавку у стены с одной стороны, Андрей взял с другой, поставили к столу. Илья Федотович вынул из ножен на поясе ножичек, наколол грибок, закинул в рот, потом наколол еще. — Молодец, Варварка. Забрал бы в усадьбу стряпухой, да Гликерья ее со свету сживет, как я в очередной поход уйду. Точно сживет, никаким клятвам не поверит…
С последними словами в горницу снова вошла девка, и боярин настолько жадно окинул ее взглядом с головы до пят, что Андрей понял — и он бы тоже не поверил.
Варвара поставила на стол медный кувшин, рядом — влажную крынку, еще одну деревянную чарочку.
— Да садись же ты… — сгреб ее Умильный, опуская рядом с собой. Одной рукой взял кувшин, налил всем хлебного вина, поднял свою стопку: — Ну, чтобы здоровье было, Божьей милостью.
Он выпил, потянулся за грибочками. Андрей тоже опрокинул вино в рот и поперхнулся от неожиданности — это был самый настоящий самогон! Сержант схватился за крынку, торопливо хлебнул и понял, что попал по полной программе: там плескалось пиво.
Илья Федотович, продолжая удерживать девку, налил еще:
— Вот, знакомься, Варя. Помещик ваш новый, боярин Андрей. Ему Порез отдаю и земли окрестные. Будет вам защитой и опорой.
— Бросаешь, Илья Федотович, — укоризненно покачала головой девка и опрокинула стаканчик. А потом решительно вывернулась из рук бывшего крепостника: — Каша подгорит…
— И-и-и-э-эх… — выпил боярин, проводив ее голодным взглядом, тут же налил себе еще и снова выпил. Потом спохватился: — Ты, служивый, не беспокойся. Обмануть не хочу. Земли здесь добрые, смерды работящие. Токмо Гришке не доверяй. Он хоть и хваткий, но… но хва-ат… Старостой его поставить — половину оброка мыши съедят, другая по дороге потеряется. А он себе через год хозяйство новое отстроит, а еще через два — с казной хозяйской сбежит. Ловок, пес, и понять за ним ничего не успеваешь, как что-то твое к своему двору пристроит. Трифон хоть и туговат маленько, а за делом хозяйским, коли поручили, следит. Что скажут — сделает. Чего делать не захочет — так сразу и откажется, вилять не станет. Ну, давай выпьем, служивый.
Матях отказываться не стал. После пары стопок самогона и изрядной пивной запивки уверенности в своих силах у него прибавилось, и он отчаянно пытался вспомнить хоть чего-нибудь из агрономической науки далекого двадцатого века. Трехполье, лесозащитные полосы, культивация, рекультивация, плоскорезы, капельное орошение, севооборот… Вот только что бы все это значило? Нет, переворота в здешней агротехнике он явно не произведет…
Вошла Варвара, молча и быстро поставила на стол большой пахнущий мясом горшок, тут же вышла наружу. Илья Федотович вздохнул, скинул с угощения крышку. Внутри оказалась хитрая смесь капусты, лука и мяса в густом сметанном соусе. Сержант почувствовал, как во рту появилась обильная слюна, придвинулся ближе, покосился на дверь, ожидая, когда наконец принесут тарелки. Однако боярин вытянул из-за голенища крупную — примерно такую, как подарил Матяху — серебряную ложку, запустил ее в лакомство. Андрей, спохватившись, достал свою и пристроился рядом.
«Вот так и боролись с эпидемиями, — промелькнуло у него в голове. — Посуду с мылом, может, и не мыли, но у каждого была своя».
Горшок не в счет, он подвергался тепловой обработке.
В две ложки они быстро добрались до самого дна, после чего Илья Федотович тщательно облизал свой столовый инструмент, завернул его в чисто-белую тряпицу и вернул за голенище. Еще раз наполнил стаканчики.
— Эх, служивый, успеха тебе. Устраивайся. Сегодня-завтра осмотрись, а завтра к вечеру в усадьбу приезжай. В Москву будем отправляться. Походные получить нужно, с друзьями пива сварить, тебя показать… — Умильный выпил и решительно поднялся: — Поскачу, Ждана нагоню. Хоть время и мирное, а от видишь, что творится. Сопровожу до усадьбы от греха.
Илья Федотович хлопнул по плечу пытающегося подняться сержанта, поправил тафью и вышел из горницы. Андрей остался хозяином. Осмотрел ложку, прикидывая, где и как ее тут можно вымыть, поскольку изукрашенное каменьями серебро так просто в мойку не бросишь. И как он будет выглядеть в глазах подчиненных, выполняя бабью работу. И Матях принял свое первое в качестве боярского сына решение: тщательно облизал свою ложку, а затем завернул в тряпочку и убрал назад в поясную сумку. Наколол ножиком один за другим несколько грибов, переправил в рот. Налил еще пару глотков, выпил. Отошел к окну, попытался выглянуть, но, опять уткнувшись глазами в ровную глянцевую поверхность, повернул к топчану, сел, привалившись спиной к стене. Тут приоткрылась дверь, в горницу зашли Варвара и Лукерья. Матях, естественно, тут же вскочил — не мог же он сидеть, когда перед ним женщины стоят!
