Это политический акт. Убийство чиновника столь высокого ранга внесет панику в ряды немцев, подорвет их уверенность в тылах. Заставит оттянуть силы с фронта, чтобы бороться с партизанами. А это как на руку нашим на фронте, особенно при наступлении на Киев. Русские рвутся в столицу Украины, а в столице Белоруссии убили гитлеровского наместника — каков резонанс! И еще очень неплохо бы приплюсовать ко всему еще и берлинского гостя Розенберга. Думаю, если все удастся, мы внесем во взятие Киева и Минска свой вклад, не на фронте, в тылу врага.
Подготовка к операции заняла много времени. Необходимо было незаметно переправить в город довольно много бойцов и разместить их так, чтобы гестапо ничего не заметило.
Розенберга ждали 20 сентября. Город разукрасили нацистскими флагами и портретами фюрера. На главной площади, залитой лучами солнца, царило оживление. Войска местного гарнизона, в парадной форме, выстроились для торжественного марша. В специально отведенных местах собирались зрители, их впускали только по специальному документу, выписанному комендатурой. Раздобыть такие пропуска для немалого числа партизан, которым просто необходимо было проникнуть на площадь, оказалось очень сложно. Но с этим справились. Снова отличился Антонов, мастер подделки. С настоящего пропуска он выписал столько фальшивок, что всем хватило. Толпа, собравшаяся на площади, была разношерстной: немецкие офицеры с дамами, чиновники многочисленных учреждений, служб и штабов, полицаи. Бесчисленное множество журналистов и кинохроникеров, — они готовились запечатлеть приезд высокого гостя из Берлина в одну из «весьма приятных, недавно присоединенных территорий рейха, где все так любят фюрера».
Пройти на площадь подпольщикам было очень трудно, но еще труднее пронести туда оружие. Потому о нем позаботились заранее. В пылу подготовки один из заместителей бургомистра Минска, ставленник Савельева, придумал переложить на площади брусчатку, ну, мол, старая раскололась, лежит неровно. Надо заменить. Любящие аккуратность немцы поддались. Устроили большой ремонт, в ходе которого несколько подпольщиков под видом рабочих устроили на площади тайники. Все люди Савельева, которые пришли посмотреть на парад 20 сентября 1943 года, точно знали, где расположены тайники, но сигналу их нужно было вскрыть, достать гранаты, готовые к использованию, и забросать ими трибуну.
Лиза получила пропуск на площадь без всяких сложностей, ей выписал его сам гауляйтер Кубе. С этого пропуска, а также используя пропуска Никольского и Зиберта, также приглашенных гауляйтером, Антонов в отряде нарисовал все остальные.
Пауль Зиберт заехал за Лизой домой, салон госпожи Литвинской в тот день был закрыт, пани тоже собиралась смотреть на торжества. Предполагалось, что он откроется только после парада. Чтобы гуляющие офицеры могли купить дамам букеты. Пройдя на площадь, Зиберт и Лиза прохаживались в секторе для гостей, прямо напротив трибуны, и весело разговаривая, наблюдали за своими. Они оба очень волновались, вдруг охрана все-таки распознает поддельные пропуска, но старательно скрывали свои чувства. Партизаны проходили по одиночке, с большими перерывами, это делалось, чтобы фальшивые пропуска чередовались с настоящими и не бросались в глаза охране.
Савельевцев набралось уже человек шесть, и все пока шло гладко. Несколько человек постепенно пробирались к местам, где были спрятаны гранаты. Все действовали крайне осторожно. Ни для кого не составляло секрета, что агенты гестапо шныряют повсюду. Достаточно одного необдуманного шага, одного спонтанного движения или взгляда, и — арест, операция провалится, не начавшись. Постепенно к первым шестерым добавилось еще человек пять партизан. И вдруг — пускать перестали. Возникла сутолока, на площади появилось множество эсэсовцев в черной форме. Они окружили всех, кто находился на площади, и стали обыскивать. Стало ясно, партизан кто-то выдал. Парад не состоялся. Розенберг отменил свой приезд в Минск, Кубе и высшие чиновники рейха в Белоруссии так и не появились на трибуне. А вместо этого возникла перестрелка. У партизан, оказавшихся в западне, не выдержали нервы, они раскрыли тайники и вступили с эсэсовцами в бой. Паника, крики женщин, дым от взрывов. Схватив Лизу за руку, Зиберт бросился в ближайший переулок. Вместе с ними уходил и Никольский. За ними не гнались, так как двое савельевцев, которым было приказано не отходить от Зиберта ни на шаг, с гранатами прикрывали их отход. В тот день из пятнадцати партизан, пришедших на площадь, погибло десять человек, спастись удалось только пятерым, которые сразу же ушли из города. Гестапо начало следствие по факту покушения, а партизаны — по факту предательства.
— Боже мой, — сокрушалась в салоне перепуганная насмерть пани Литвинская, — эти бандиты устроили на площади склад оружия! Мы все просто могли взлететь на воздух! Хорошо, что Ханс, — она имела в виду своего возлюбленного Готтберга, — узнал обо всем заранее. Даже страшно подумать, что случилось бы! Кошмар! — пани пила воду и прикладывала мокрую салфетку ко лбу. — Мы живем на бочке с порохом. Когда взорвется — никто не знает.
Казалось, все потеряно. Все проиграно. Пропало. Остается только забаррикадироваться в доме и ждать, когда эсэсовцы окружат его и пойдут на штурм. Ведь Минск был оцеплен эсэсовскими частями, мышь не проскочит. Город наводнен гестаповскими агентами, на каждом углу — патруль. Хватают всех гражданских без разбора. «Если схватите больше и даже всех их расстреляете, — передавали слова приказа Кубе своим солдатам, — я вас прощу. Только не пропустите тех, кто мне нужен. Главарей бандитов, связных, пособников из местных жителей — всех ко мне, я лично буду допрашивать и сразу — в расход, к стенке».
Забравшись с ногами на кровать, Лиза напряженно обдумывала положение — о сне не могло быть и речи. Около полуночи занавеска, отделявшая ее комнату от остальной части дома, приподнялась, заглянула Вера Соболева. Безмолвно сделала знак рукой, идите за мной, мол. Лиза быстро встала и пошла за девушкой. Они спустились по черной лестнице в чулан, Вера толкнула обитую цветными тряпками дверцу, замаскированную под часть стены — она вела на половину Никольского.
— Входите, — тихо сказала Вера, — вас ждут. Несмотря на огромную опасность в кабинете профессора собрался «военный совет» — сам Никольский, Катерина Алексеевна Белозерцева, Инга Тоболевич и Пауль Зиберт.
— Я считаю, — сказала Белозерцева, когда Лиза присоединилась к ним, — что мы не должны отказываться от своего плана. Сейчас не время искать, кто нас предал. Разберемся позже, если вырвемся из всей этой заварухи, конечно. Но не вырвемся — разберутся без нас. Найдется кому. Мы не должны сейчас забивать себе голову этим и отступать.
— Ты хочешь сказать, что мы должны все-таки взорвать Кубе? — спросил Пауль Зиберт, — но как, позволь спросить? Весь город кипит, как взбудораженный улей, нагнали эсэсовцев, нам шагу не дадут ступить.
— Да, Катерина Алексеевна, — поддержала его Тоболевич, — вообразите, какая сейчас охрана в резиденции. Туда не пробиться.
— Вы думаете, мы сможем сделать после? — Белозерцева усмехнулась. — Я не уверена, что все мы переживем эту ночь. Что мы вообще выйдем из города. Потому какая бы судьба ни грозила нам теперь, мы должны забрать Кубе с собой, иначе все наши жертвы бессмысленны, наша борьба бесцельна. Мы завязали узел вокруг Кубе, надо его затянуть. Иначе веревка оборвется, и очень быстро. Тем более, когда произойдет покушение, все гестаповцы ринутся в резиденцию, нам будет легче покинуть город. Если же мы ничего больше не предпримем, не отвлечем немцев, а затаимся, нас сдадут так же, как сдали наших товарищей, отправившихся на площадь. Тот, кто выдал их, знает нас всех наперечет и он догадывается, где мы отсиживаемся.
