Лиза промолчала.
Впереди показался пограничный пост. К удивлению Лизы, выпустили их и впустили быстро, даже почти не смотрели документы. Советские пограничники, усмехнулась она мысленно, не вели бы себя столь неосмотрительно и беспечно. Не поленились — все перетряхнули и заставили бы раздеться до нижнего белья.
— Все в порядке, счастливого пути, господин Крестен, — донеслось до Лизы сквозь стекло пожелание офицера. Руди благодарственно махнул рукой. Машина снова двинулась.
Дождь по-прежнему колотил в стекло, за окном мелькали поляны, аккуратные белые домики с черепичными крышами. После пережитого волнения Лиза расслабилась и незаметно для себя задремала. Когда же открыла глаза, даже испугалась. В запотевшие стекла машины она не увидела ничего, только сплошную белую пелену, туман. Даже в лобовое стекло, которое очищалось дворниками, ничего не было видно. Только присмотревшись, можно было различить, что за туманом проскальзывают очертания высоких домов, витрины магазинов, словно не касаясь земли, проплывают отдельные, редкие пешеходы. Лизе вообще показалось, что машина не едет, а плывет, — «мерседес» действительно передвигался медленно, да и как быстрее, в такой туман-то? Словно с огромного расстояния доносились приглушенные звуки — сирена парохода в порту, бой старинных часов на башне ратуши.
— Мы уже в Гамбурге? — спросила Лиза, наклонившись вперед.
— Да, — ответил он просто, — почти дома.
— И здесь часто такой туман?
— Случается. Особенно в дождливую погоду. Мы называем такую погоду «Smuddelwetter», погода-неряха. Занудный, пронизывающий насквозь мелкий дождь, густой туман весь день. Иногда все длится по несколько дней. Конечно, не очень весело, зато запоминается. Очень похоже на Венецию зимой, — заметил он, поворачивая на перекрестке, — только здесь мы все же едем по суше, а там плывешь на гондоле по каналам. Внизу — вода, сверху — тоже вода, туман, дождь, слякоть. Все сливается в единую, безраздельную картину грусти — каналы, берега, острова, небо.
— Я никогда не была в Венеции, — тихо ответила Лиза, — я только читала о ней.
— Съездим.
Когда отъехали от порта, туман поредел. Стали четче вырисовываться контуры домов, появились очертания поребриков, отделяющих проезжую часть от тротуаров. Лиза смотрела по сторонам, желая увидеть разрушения, оставшиеся после налета союзной авиации, о котором рассказывал ей Руди в Лионе. Но аккуратные, трудолюбивые немцы старательно восстановили свой город, по крайней мере ту часть, по которой они теперь ехали. Здесь шрамы войны были совершенно незаметны. Словно выплыв из ватных серых хлопьев, облепивших машину, справа возник парадный подъезд какого-то здания, освещенный тусклыми фонарями в ажурном решетчатом обрамлении. Машина остановилась, Лизе даже показалось, что она, точно лодка, закачалась на волнах тумана.
— Это Альстерштрассе? Ты здесь живешь? — спросила Лиза, выглядывая в окно.
— Нет, здесь будешь жить ты, — ответил Крестен, — Здесь находится служебная квартира, о которой я тебе говорил. Я уступлю ее тебе на время. — Он вышел из машины. Распахнул дверцу со стороны, где находилась Лиза, помог ей выйти.
Ступив на тротуар, мокрый и скользкий, Лиза оперлась на руку Руди, — ей показалось, что она провалилась в густое, холодное облако, по ногам сразу пробежал озноб. На пальто мгновенно выступили темные, влажные пятна. Волосы, завитые в Лионе и весьма растрепавшиеся за поездку, сразу поникли, став прямыми как солома.
— Прошу, фрейлян, — Руди вытащил из багажника чемодан Лизы и, предложив ей руку, повел в дом. Заметив, что она смущена погодой, пошутил: — Не волнуйся, здесь не каждый день так. Гамбург — очень красивый и приветливый город. Его издавна любят все моряки и всегда приходят в порт, если выпадает возможность. Даже в Мюнхене, а это юг Германии, выпадает дождей больше, чем здесь. Но сегодня ты, конечно, мне не поверишь, — он засмеялся.
Они вошли в… Руди сказал, «в подъезд», но было ощущение, что они вошли в фойе театра или какого-то музея. То, что открылось взору Лизы, никак не походило на подъезд в советском его понимании. Будучи даже дочерью князя, Лиза выросла в советские времена, и она никогда не знала дореволюционной русской жизни. Потому она оказалась не готова к «излишествам буржуазной жизни», как обычно писали в «Правде». До блеска вымытый и натертый полиролью мраморный пол, на стенах, драпированных темной тканью, зеркала и картины. Лепные украшения на высоком сводчатом потолке, с которого свисали, заливая ярким светом весь холл, бронзовые люстры со сверкающими хрустальными подвесками. Бронзовые подсвечники на высоких тумбах в простенках между зеркалами и у обтянутых светлой кожей диванов и кресел, стоящих в холле для посетителей. Все необыкновенно чисто, сделано с любовью и элегантностью. Ничего подобного Лиза не видела даже в партийном доме на Тверской, где жила Белозерцева.
Пока Лиза любовалась холлом, Руди подошел к консьержке, сидящей за стеклянной стойкой.
— Вот познакомьтесь, фрау Катарина, — услышала Лиза, — это фрау Хелмер, вдова моего друга, приехала из Лиона и побудет пока в Гамбурге. Она будет жить в моих апартаментах. Ядвига, подойди, — позвал он.
Озадаченная тем, что и здесь ей придется скрываться под чужим именем, Лиза приблизилась. Консьержка издалека мило заулыбалась ей:
— Очень, очень приятно, дорогая фрау Хелмер, — она легонько пожала Лизе кисть. — Я уверена, вам у нас понравится.
По сравнению с вечно закутанной в телогрейку вахтершей Марьей Сергеевной фрау Катарина выглядела, можно сказать, роскошно в аккуратном синем костюме, украшенном брошью, и белой блузке с отложным воротником. Тщательно причесанная, безукоризненно приветливая. Лиза даже испугалась ее любезности и ничего не ответила, в смущении. Чтобы заполнить паузу, Руди посетовал на дождь, потом сказал:
— Ядвига замерзла и устала. Мы, пожалуй, скорее поднимемся наверх.
— Да, да, конечно, — консьержка понимающе закивала головой, подала Руди ключ.
— Идем, — поблагодарив фрау Катарину, Руди повел Лизу по мраморной лестнице на второй этаж. Затем они прошли по коридору, выстеленному зеленым ковром до самого конца, и остановились перед последней дверью.
— Здесь квартира, — объяснил Руди, щелкнув ключом в замке, — мой офис на первом этаже, в него отдельный вход с торца. Я там бываю каждый день, если не уезжаю в командировку. Входи, — он распахнул перед Лизой дверь.
Растерянно взглянув на гирлянды цветов, обвивавшие стены коридора, Лиза спросила:
— Это гостиница?
— Нет, — Руди улыбнулся, — самый обычный жилой дом.
— В Лионе все было скромнее, — сказала она.
— Просто ты жила в квартале победнее, а район Альстера в Гамбурге, — это место, где живут богатые люди, — ответил он.
— И ты богат? — она пристально посмотрела на него.
— Как видишь, — он пожал плечами и поторопил: — Входи, входи, не тяни время, — он осторожно втолкнул ее внутрь. Щелкнув переключателем, включил свет. Лиза даже зажмурила глаза от вспыхнувшего вокруг сверкания хрусталя. — Позвольте, фрейлян, — Руди помог ей снять пальто. Затем с улыбкой проводил в комнаты.
