Вот тут уж, сочтя предложение француза вызывающе нескромным, Федор Иванович и сорвался. Сначала громкие голоса обоих говорили наперебой, потом дверь в покои второго этажа распахнулась, и на пороге показалась испуганная красивая фигура де Мотивье с его черным хохлом, за ним же сразу появилась фигура Федора Ивановича в колпаке и халате с изуродованным от бешенства лицом и тяжелым подсвечником в руке, которым он и грозил запустить во француза.
— Ты не понимаешь? — кричал князь. — А я понимаю! Ишь, что удумал. При мне, живом еще, женку мою раздевать. Бонапартов шпион треклятый, вон из моего дома! Вон, я говорю, — скинув подсвечник с грохотом вниз, он снова скрылся за дверями, как следует прихлопнув ими для подтверждения своей угрозы.
Негромко ругаясь, де Мотивье сбежал с лестницы, намереваясь немедленно уехать, но увидев у камина мадам де Бодрикур, остановился. Весь его гневный пыл угас.
— Князь не совсем здоров, мадам, — проговорил он, приближаясь и целуя Жюльетте руку, — у него сильный прилив желчи к голове. Не беспокойтесь, скоро он успокоится.
Только де Мотивье произнес последнюю фразу, дверь на втором этаже снова распахнулась, Федор Иванович снова выскочил на лестничную площадку:-И что бы духа твоего здесь не было, — снова прокричал он, тряся кулаком. — Гоните, гоните его… — Федюша, Федюша, да успокойся же ты, — послышался слабый стон Елены Михайловны из спальни, — прийди ко мне.
Услышав зов жены, князь прервал шумные излияния своего бешенства и немного сконфуженный, поспешил к супружнице. Де Мотивье, пожав плечами, опять собрался было откланяться. Но Жюльетта удержала его. Она предложила доктору разделить с ней вечернюю трапезу. Конечно, глядя в дивные черные глаза француженки, — единственного существа, как он был уверен, которое способно понять его, среди всей этой славянской дикости, — месье Поль не смог отказаться.
Ужин затянулся за разговором и за хорошим французским вином — возвращаться в Белозерск по ранней осенней темноте и расхлябанным дождями дорогам не было никакой возможности. Посетив княгиню Елену Михайловну, Жюльетта выговорила у нее для месье Поля разрешение заночевать в усадьбе.
Княжна Лиза, запершись у себя в спальне, ничего не знала о происходящем. Она долго сидела на кровати, не подумав даже о том, чтобы лечь. Оглушенная, потрясенная, она словно плавала под толщей воды. Она пыталась вообразить себе, как месье Поль, такой милый, обходительный, жизнерадостный месье Поль обращается к Жюльетте с соблазняющими словами, даже не представляя себе, с кем истинно он имеет дело.
Он говорит с мадам с такой теплотой во взгляде, с такой нежной ласкающей интонацией, которую Лиза так хорошо знает за ним. Он окутывает женщину — она по прежнему про себя называла Жюльетту женщиной, не находя для нее другого слова, — окутывает ее обаянием, которому трудно не поддаться. Впрочем, красота Жюльетты могла покорить любого и не столь податливого как месье Поль — что ж тут спорить.
Мягкое очарование француженки, сверкание зубов, когда она улыбается робкой, нерешительной, почти детской улыбкой; серьезный взгляд огромных черных глаз; легкомыслие, сочетающееся одновременно с притягательной силой ума. Тысяча самых удивительных черт слились в Жюльетте: ученость, мудрость, ребячество, прямота, хитрость, способность приходить в самое безысходное отчаяние буквально за один миг, и тут же снова, как ни в чем не бывало, смеяться.
И при том грация, невероятная грация — одним словом, все необходимое для того, чтобы заставить мужчину броситься очертя голову в разверзнувшуюся перед ним бездну. Да, в бездну. Куда еще могла бы увлечь Жюльетта за собой?
История с письмами потрясла Лизу. Она убедила ее в невероятных, колдовских способностях мадам де Бодрикур. И потому с опаской оглядываясь вокруг себя, не появится ли вдруг Жюльетта из-за полога ее собственной кровати, как нередко бывало ночью до того, Лиза вытянулась на своей постели, как будто боялась разбить, как хрупкий стеклянный предмет, то состояние внутреннего равновесия, которое ей с таким трудом удалось восстановить в себе.
Когда стемнело, в дверь постучали. Вздрогнув, Лиза не сразу отважилась спросить: — Кто? Оказалось, бабушка Пелагея принесла ей ужин. Подкрепляя силы теплым пирогом с грибами и запивая его молоком с толченым в него шоколадом, Лиза услышала от своей няни рассказ о ссоре папеньки с дохтуром Мотивоном, как называла француза Пелагея на свой лад, и о том, что Жюльетта испросила для Поля разрешение остаться на ночь в усадьбе.
Совсем уж было успокоившись, Лиза опять разволновалась. Оставшись снова одна, она строила догадки, но все они сводились к одной: Жюльетта собирается провести эту ночь вместе с Полем. И едва только в доме все стихло, а бабушка Пелагея улеглась спать на сундуке, Лиза оделась и на цыпочках вышла из своей комнаты.
Не испытывая даже к собственному удивлению никакого страха, она пробралась темными комнатами во двор и направилась к флигелю, занимаемому Жюльеттой де Бодрикур. Спрятавшись за большой камень, Лиза наблюдала за окнами — все они были плотно завешаны шторами и темны.
Тем не менее, Лиза была уверена, что мадам находится в своих покоях не одна. Страх, сомнения безоглядно покинули ее в этот миг — только ревность и обида заставляли действовать, не задумываясь о последствиях.
Прижимаясь к стене, чтобы не попасть в лунный свет, просачивающийся сквозь крупные, дождевые облака, девушка приблизилась к входной двери флигеля и толкнула ее — дверь оказалась заперта. Тогда собравшись с духом, Лиза постучала. Сердце ее замерло.
В комнатах второго этажа вскоре послышалось какое-то движение. Над головой Лизы, слившейся в тени со стеной, спешно открыли окно — кто-то встал на него и прыгнул на землю, подняв столб грязи из лужи.
Едва отряхнув руки, он бросился бежать со всех ног к боковому входу в дом. По очертаниям фигуры беглеца Лиза не сомневалась, что это был месье Поль. Когда же доктор растворился в ночи, Лиза отважившись, постучала в дверь Жюльетты еще раз. Она сама плохо представляла себе, что собирается говорить француженке. Но чувства кипели в ней и удерживать их в себе она уже не имела сил.
На стук изнутри флигеля послышался довольно раздраженный голос Жюльетты:
— Ради всего святого, кого ж там принесло так поздно? — спросила она.
— Это я, Лиза, мадам, — ответила громко княжна и судорога волнения перехватила ей горло.
— Вы, моя крошка? — откликнулись удивленно.
Лиза слышала, как Жюльетта идет к дверям и отгоняет сонного, ворчащего пуделя. Вскоре отодвинулся засов и одним толчком перед Лизой распахнулась дверь. «Наверное, так и входят в преисподнюю», — незатейливо мелькнуло у молодой княжны в голове.
Первое, что бросилось Лизе в глаза, когда она вошла в покои мадам де Бодрикур был шелковый мужской галстук с изумрудной брошкой, какой обычно носил месье Поль — он лежал на полу у двух кресел, преграждавших доступ к постели мадам.
Лиза резко подошла, подняла галстук, сложила его и взглянула прямо в глаза Жюльетты де Бодрикур. Сейчас она совсем не боялась ее. Две свечи в канделябре над еще тлеющим камином освещали бледное лицо француженки, ее расширенные зрачки и роскошные черные, как сама ночь, волосы, рассыпавшиеся по плечам.
